— Я не кажусь тебе страшной? — голос Хельги вывел его из задумчивости.
— Нет, нет! — поспешил он заверить ее.
— Ты так говоришь, а... сам думаешь иначе.
— Я не замечаю твоего шрама.
— Ты не хочешь смотреть на мое лицо?
Он повернулся к ней. Наступившая темнота скрывала недостаток, но он не лгал. В самом деле, еще когда впервые увидел ее — не обратил на шрам никакого внимания.
— Тебя называют Ледяной Хельгой, — он улыбнулся.
— Лед внутри меня, — она коснулась своей груди.
— У тебя есть мужчина?
— Сейчас — нет, иначе зачем бы я пришла к Хромому Эйвальду?
— Ты была замужем?
— Была... — произнесла она с каким-то затаенным смыслом.
— Дети есть?
— Недавно умер мой первенец.
— Прости.
— Тебе не надо просить прощения. Ты же ничего не знаешь о моей жизни.
— Это верно, — согласился Олаф и, помолчав, спросил: Как тебе удалось выбраться из той глуши?
— Это долго рассказывать, — она улыбнулась и дотронулась ладонью до его щеки. — Олаф... Это в самом деле ты?
— Я, я!..
— Тогда... — она взяла его за руку, увлекая за собой.
В доме Эйвальда Хромого продолжалось веселье.
— Не боишься оставаться наедине с колдуньей?
— Я не думаю об этом. И потом... какая ты колдунья?
— Но ты так думаешь. Разве нет?
— Колдуньей была твоя бабушка. Это верно. Но ты — другое дело...
— Другое дело! — усмехнулась она. — Внучка колдуньи не имеет другой судьбы, кроме той, что ей определили норны... А норны приговорили меня к тайному колдовству.
Хельга привела его в свой дом, куда-то на самую окраину города. Все произошло так стремительно, что он до сих пор еще не мог понять: действительно ли все это происходит с ним наяву? Хельга, Хельга... она стала опытной женщиной, много опытней его.
— Ты — почти единственный кто знает мою тайну. Я редко занимаюсь ворожбой... лишь иногда...
Она замолчала, и он, лежа на спине, слышал ее дыхание, горячее, зовущее...
Они любили друг друга с какой-то неистовой страстью, будто были старыми любовниками, надолго оказавшимися в разлуке и теперь вновь соединившимся вместе.
— Ты думал обо мне?
— Очень часто. Даже хотел снова забраться в эту глушь, где мы встретились, но как-то не выпало.
— Даже если ты обманываешь меня, все равно — мне приятно, — прошептала она ему на ухо, нежно прикасаясь губами.
За эти годы у Олафа было несколько женщин. Первая из них, Ягмира, холодная, загадочная, расчесывающая роскошные волосы гребнем из кости убитого любовника... Она осталась где-то там, на берегу Балтики, окруженная своими богами —- Триглавом и Свентовитом, Потом была Ингрид из Упсалы, и Гунхильд из Далекарлии, обладавшая тяжелым нравом. Она обещала убить его, если он ее покинет. Ульберт с усмешкой сказал ему тогда, что ей трудно будет выполнить обещание, если Олаф вдруг исчезнет.
Лица, лица... Целая вереница лиц. Все, кого он видел за эти годы, надежды, измены, расставания и всегда — борьба за жизнь.
— Я знала, что ты жив... но не хотела часто ворожить. Другие женщины обнимали тебя...
— Жизнь берет свое.
— С кем ты хочешь плыть?
— С Асбрандом.
— Я слышала о нем.
— И что ты слышала?
— Асбранд, он... тебе надо быть осторожным с ним.
— Всегда надо быть осторожным.
— Асбранд любит только себя. Ходят слухи, что многие из тех, кто отправлялся с ним в плавание, потом бесследно пропадали.
— Викинги умирают везде. Но хуже всего, если в своей постели, — бесстрастно проговорил Олаф.
— А если тебе поступить на службу к конушу Харальду? — Хельга искала возможность оставить его рядом с собой и понимала, что это трудно.
— Как мне известно, он не терпит своеволия. А я люблю свободу.
Сказав это, Олаф почувствовал, что его слова задели женщину.
Что же, она нашла его, чтобы вновь потерять? Но, может быть, служба у Хорфагера и есть то, что ему нужно?
— Подожди... — Хельга встала с постели, набросив на голое тело шкуру лисицы.
— Я рада, что ты носишь мой амулет, Олаф, — сказала она, зажигая свечку. — Моя частица всегда с тобой. Как и теперь твоя частица будет во мне.
В полумраке своего жилища, со шкурой лисицы на плечах, Хельга была похожа на древнюю деву-прорицательницу, которые когда-то бродили по этой земле, открывая людям будущее.
— Знаешь, Олаф, откуда пошел род ведьм?
— Нет, — признался он честно.
— Однажды Локи, хитрый и многознающий, нашел на тлеющих углях догоравшего костра сердце злой женщины. Съев его, он стал прародителем рода всех ведьм... Локи, тот, кто может быть и мужчиной и женщиной, тот, кто Одину соперник во всем...
Она достала деревянные палочки длиной не больше ладони, с вырезанными рунами.