Драккары Одина

— Ты обещал Айво, что он ответит даже за украденную лепешку? — усмехнулся Кнуд, подойди ближе и оглядывая обоих. — Ведь так, Айво?

— Я не понял его, господин, честно.

— Я тебе верю, Айво, — кивнул Кнуд, поглаживая густую бороду. — Мне и то сразу не понять его. Однако я понял, что он надеется уцелеть, когда другие начнут умирать сотнями, так ведь, Карн? Какую тайну ты знаешь, чтобы спастись? Я много плавал и тоже кое-что знаю! Монах из Хиатландии перед тем, как хромой Торвальд из Бергена, проткнул его мечом, много вещал об этом... месте. Как ты его называешь?.. Ад?.. Как это выходит хорошо: каждый, кто убил хотя бы одного человека, неминуемо отправиться в Ад, который похож на Муспельхейм...

— Ни одному смертному не дано это знать, — смиренно проговорил Карн.

Во вспышке ярости викинга он своим изощренным чутьем человека, долгие годы живущего двойной жизнью, разглядел глубоко скрываемый страх перед лицом неведомых сил. Многие из викингов, особенно молодые, и сами порой не знали, во что им верить. Их боги — все эти Одины, Бальдры, Торы и Фрейи, и прочие — не всегда помогали в их начинаниях. Тяжелые поражения данов в Англии, гибель большого количества викингов во франкском королевстве поколебали их уверенность в истинности своей веры.

Карн слышал, что один из влиятельных ярлов Норвегии сбежал в Германию, спасаясь от преследования конунга Харальда Хорфагера, и там принял христианство. Но Карн в глубине души всегда с презрением относился и к тем, и к другим. В Константинополе он был христианином, отправлявшим на смерть десятки христиан... К язычникам он относился, как к несмышленым детям, бросающим в реку золото и другие драгоценности для того, чтобы умилостивить своих богов. Сам Карн верил только в того, кто действительно владел этим миром, того, кто имел тысячи лиц, оставаясь неузнанным. Язычники называли его по-разному, христиане же дали ему имя — Демон... И если можно было кому-то поклоняться в этой жизни, то несомненно только этому существу, этому древнему Злу, которое древнее самих египетских пирамид, засыпаемых песком в пустынных землях, покоренных маврами.

Когда-то отец Карна, долгое время живший в Каппадокии и Сирии, рассказывал сыну о древних пророчествах, заключенных в письменах, начертанных на камнях в безлюдной пустыне. Эти места были некогда заселены людьми, — говорил он. — А потом время уничтожило города и обрекло всех живущих на смерть. О том, когда это происходит, известно лишь ему, хранителю зла, великому искусителю и покровителю темных сил...

— Но что-то ты знаешь? — недобро ухмыльнулся Кнуд. — Или нет?

— Мне мало, что известно, — продолжал отнекиваться Карн.

— А ну-ка, Айво, возьми у него мечи, — приказал брат Гейды, наблюдая за тем, как траль выполняет его указание.

Отдав мечи финну, Карн почувствовал приближение смерти. Он хорошо знал, что Вороний Глаз был из тех викингов, которые стремятся добиться исполнения своих желаний любыми путями, не останавливаясь ни перед чем. Жизнь человека они не ставили ни в грош.

— Теперь же, ромейский пес, я испытаю твоего Бога, — с мрачной торжественностью произнес Кнуд, доставая нож с широким острым лезвием. — И посмотрю, как он поможет тебе...

Карн побледнел, не в силах пошевелиться. Несмотря на то, что по его доносам было убито немало людей, сам он боялся смерти и старался, как мог, отдалить ее неизбежный приход.

Кнуд подступил к нему и резким ударом левой руки сбил с ног. Потом, схватив ромея за волосы, повернул его лицом к небу, с усмешкой сказав:

— Сейчас, Карн, мы все увидим...

Нож викинга коснулся горла византийца. Карн зажмурился, втайне воззвав к своему одинокому и страшному божеству, как делал это в те времена, когда руссы и викинги убивали жителей Византии на его глазах и когда ему повезло: его оставили в живых, продав в рабство. Он, сын богатого торговца, с детства привыкший к роскоши, к обильной пище, тонкому вину и хорошеньким женщинам, был вынужден влачить жалкое рабское существование, пресмыкаться перед проклятыми язычниками, которые даже не умели строить храмы для своих богов.

— Так ты скажешь мне свою тайну? — голос викинга звучал как набат. — Или так и помрешь как бездомная собака?

Как ни хотел Карн жить, все же не мог понять, чего от него хочет Кнуд. Но главное: сейчас, обезумев от ужаса приближающейся смерти, Карн терял свою привычную изворотливость, не раз выручавшую его.

— Кнуд! — вдруг послышался женский голос, и Карн с облегчением узнал его. — Чем это ты занимаешься?

Жена ярла Стейнара, одетая в длинное платье темнобордового цвета, стояла неподалеку, с любопытством разглядывая все происходящее.

— Мне хотелось кое-что узнать, — пробормотал Кнуд, в замешательстве, убирая нож и отпуская траля.

— И о чем же? — прищурилась Гейда. Она слишком хорошо знала своего брата, чтобы поверить в какую-либо небылицу.

— Карну известно, как стать бессмертным, — ответил Кнуд, почти не отступив от истинного смысла своих действий.