— Это такое существо, — злобно ответила Кралева, и это всё, что она сказала.
Из шеи у неё хлынула кровь. Женщина поперхнулась. Её голова откинулась назад, наполовину отсечённая.
— Никому не двигаться! — раздался знакомый задорный голос.
ПЯТНАДЦАТЬ
В доброй сотне метров, из-за каменного шпиля выглядывал Зефро Карнелиан, держа их на прицеле тяжёлого болтера. Наверное, он почти моментально сменил лазпистолет, из которого так метко застрелил Кралеву Маланью, на оружие посерьёзнее. Окованный бронзой хром болтера сверкал, отражая безумное, тошнотворное свечение ночи. Неужели, подглядывая за ними, человек-арлекин нашёл время смахнуть с оружия пыль погони и элегантно начистить до блеска?
Карнелиан был облачён в причудливую костяную броню в шипах и шпорах, его дерзкая морда выглядывала из ребристого рогатого шлема. Один из роботов со скитальца прикрывал его с фланга, сжимая в руках плазмаган.
— Просто не мог смотреть, как кто-то мучается! — крикнул человек-арлекин.
— Я не мучил её, ты, дурак! — отозвался Жак. — И не собирался. Только как иначе зафиксировать мегасвинью? А теперь ты убил её так же, как убил Мому Паршин!
Притворяясь, что ещё союзник.
— Драко, откуда тебе знать, с каким злом сношалась эта женщина, пока висела на своих кольцах?
— Значит, ты бывал у неё в будуаре? Это разрешает кое-какие из моих сомнений.
— Прекратите разбредаться, все четверо! — Карнелиан предостерегающе выпустил по болту вправо и влево, отчего на земле вспухли султанчики разрывов. — У меня тоже бывают видения, сэр инквизитор, сэр предатель! Это ты — хулитель торжественных клятв, нарушитель присяги!
— А ты, похоже, в Глазу Ужаса чувствуешь себя как дома, человек-арлекин!
— О, да я везде как дома! И нигде тоже…
— Гидра изначально была создана здесь, а не в какой-то орбитальной лаборатории.
— Ты так думаешь? Это она так сказала?
— Ты сам знаешь, что не успела. Ты ей не дал!
— Я бы не стал особенно верить тому, что говорят служители Слаанеша. Может, она лгала, чтобы смутить тебя и запутать, Жак?
— Она была под сывороткой правды.
— Сывороткой правды, в самом деле?
Почему Карнелиан со своим сервитором просто не откроют огонь? Сгустки плазмы и тяжёлые разрывные болты могут серьёзно повредить даже самой лучшей броне, не говоря уже о том, что внутри. Ме’Линди, у которой не было никакой защиты, кроме хитина, мгновенно разнесло бы на куски. Однако человек-арлекин продолжал играться с Жаком.
— Что есть правда? — крикнул Карнелиан. — In vinculo veritas, скажешь? Правда выясняется в темнице, в оковах. Только, если правда закована в цепи, как она может быть правдивой? А разве не вся человеческая галактика закована в цепи? Разве наш Император не прикован к своему трону? Кто однажды освободит его? Только смерть.
— Пустые парадоксы, Карнелиан! Или ты угрожаешь свергнуть Повелителя Человечества?
— Тьфу, что за паранойя! Разве гидра не освободит всех и каждого, связав их накрепко?
— Я спрошу тебя так: чьи руки будут править гидрой? Кто эти повелители в масках на самом деле?
— На самом деле? «На самом деле» — это вопрос правды. Я думал, мы только что разобрались с правдой. Нет сегодня никакой правды, Жак, нет во всей Галактике. Ты прекрасно знаешь, тайный инквизитор, как обстоят дела. Правда о генокрадах? Правда о Хаосе? Такая правда должна быть подавлена. Правда — это уязвимость, правда — это слабость. Правда должна быть укрощена, как укрощают псайкеров. Правда должна быть связана душой и ослеплена. Наш Император изгнал правду, сослал её в варп, так сказать. Но правда будет. О да!
— Когда гидра завладеет каждым в Галактике? Когда все думают одно и то же, то, наверное, это и есть правда.
Карнелиан возбуждённо хохотнул.
— Правда — это сущее посмешище, Жак. Губы, что изрекают правду, должны при этом смеяться. Смейся со мной, Жак, смейся!
Карнелиан выпустил ещё один разрывной болт — в сторону от отряда Жака, но их тем не менее осыпало землёй.
— Пляши и смейся! Наш Император изгнал смех. Из нас, из себя. Да, он изгнал радость из себя, чтобы спасти нас. Он объявил правду вне закона во имя порядка. Потому, что правда, как и смех, — это беспорядок, возмутительный, даже хаотичный; а в темнице лжи не может быть веселья.
Что хочет сказать Карнелиан? Ведь Император как никто другой должен знать правду — о предназначении человечества, об истории — он, кто правил десять тысяч лет! Если Император не знает правды — не может увидеть правды — что ж, тогда Галактика — пустое место, бесполезное, обречённое. Но, может быть, Император больше не знает, какой была правда, больше не знает, зачем его космические десантники и его инквизиторы насаждали его волю железной рукой?
Пока Карнелиан насмехался над Жаком под тошнотным небом этого уголка Хаоса, решимость Жака отправиться на Землю со своими — признаться, расплывчатыми — доказательствами крепла. Если бы он только мог сбежать из лап Карнелиана!
Взорвался ещё один болт, осыпав их камешками.
— Может, попробовать его достать, босс? — буркнул Гримм.