Драко (ЛП)

Как много спутники Жака сейчас знали! Они знали об Ордо Маллеус, о заговорщиках, о гидре, о Глазе и созданиях Хаоса. Больше, много больше, чем положено простому смертному. Если миссия Жака закончится успешно, его сообщникам следует устроить мозгочистку… Так же, как десантников подвергают мозгочистке после участия в экстерминатусе демонов, низводя до уровня младенцев, чтобы уберечь их непорочность и здравомыслие. Или казнят с почётом.

— Ме’Линди, я хотел бы поговорить с тобой наедине.

Он пошёл впереди неё по чёрному как смоль коридору мимо мерцающих альковов в свою спальную ячейку, закрытую от чужих глаз и ушей.

Воспоминания о предыдущем разе, когда они остались здесь наедине, будоражили, хоть он и знал, что повторения той возвышенной ночи быть не может. Но Жаку очень хотелось узнать, что она на самом деле чувствует.

— Да, инквизитор?

— Ты ведь понимаешь, что ты — единственное вместилище гидры поблизости?

— Точно так же, как знала, что ты решишь отправиться на Землю и посчитаешь нужным выбросить за борт тот адамантиновый ящик.

— Значит поэтому ты съела кусок гидры? Не для того, чтобы защититься от неё, а скорее чтобы оставить хоть что-то?

— Ассасин — это инструмент, — сказала она ничего не выражающим тоном. — Разумный инструмент, однако всё равно инструмент, служащий высшим целям.

— Ты согласишься на мучения? На вскрытие? — Ну вот, он сказал это. Он признал свой страх и вину любовнице на одну ночь.

— Боль можно блокировать, — напомнила Ме’Линди, — как при изменении тела.

Жак знал, что это не вся правда. Боль физическую можно блокировать. Однако в мозгу есть центр чистой, абсолютной боли. До него можно добраться мозговым зондом. Она знает, как отрезать своё сознание от такого? Да, а как насчёт ужаса, когда твою личность разбирают на кусочки? Разве это не должно приносить самую глубокую и мучительную боль?

— Если бы я мог тебе что-нибудь дать, Ме’Линди, что бы ты выбрала?

Она подумала минуту.

— Наверное… забвение.

Теперь он понимал ещё меньше.

Если только… если только она не знала — а Гримм и Гугол, несомненно, даже не подозревали — что священный долг Ордо Маллеус — стирать самое знание о чудовищном Хаосе из разума людей, чтобы знание это не совращало слабых. Подобные знания должно уничтожать.

Неужели Ме’Линди заранее простила ему возможную судьбу товарищей, если предположить, что он добьётся успеха?

Вот что называется преданность.

Жак погасил вспышку мучительной гордости. Преданность кому бы то ни было, кроме Императора, опасная штука, ведь так? Доказано воинствами Гора.

Однако Жак всё равно прямо здесь же дал себе обещание, что сделает всё возможное, чтобы спасти Ме’Линди, и Гугола, и Гримма. Даже если это сделает его, в чём-то малом, предателем. Даже если при этом он откажется даровать Ме’Линди желанную амнезию.

Уже уходя, Ме'Линди остановилась.

— У меня есть много что забыть. В этом теле прячется пластиплоть и флексохрящи, в которых записана память одного конкретного злого облика.

— Ты хочешь сказать, что чувствуешь, будто внутри тебя начертана некая руна зла? Чувствуешь, что каким-то образом проклята? А вовсе не благословлена своей чудесной способностью?

— Способностью превратиться в одну тварь и только одну! Теперь, когда я пользуюсь полиморфином, я не могу принять облик другого человека. Я лишь запускаю внутри себя шаблон генокрада. И тем отрекаюсь от способностей хамелеона. Я спрашиваю тебя: это Каллидус? Это изворотливость?

— То есть, по-твоему, ты изменяешь традициям своего храма? Хотя сам храм тебя об этом попросил?

Она кивнула:

— Это сделали с моего согласия.

Может быть, она чувствовала, что храм её обманул.

Жак помешкал, прежде чем спросить:

— На тебя давили, чтобы получить согласие?

Она рассмеялась горько:

— Вселенная всегда давит, с разных сторон, разве нет? Давит так, что того и гляди раздавит.

Это был не настоящий ответ, да он и не ожидал. Разве ассасин выдаст секреты своего храма?

— Однако на мире Кралевы, — напомнил Жак, — к тебе пришло озарение… насчёт Хаоса и возможной природы человека-арлекина.

Ме’Линди поджала губы — те губы, что однажды блуждали по его телу, те самые губы, что вытягивались в жуткое рыло.

— Тёмное озарение, — поправила она. — Тёмное.

Но даже в таком случае Жак не испытывал никакого желания погасить её свет.

СЕМНАДЦАТЬ

— Плодотворное путешествие, агент? — поинтересовался Жак у молодого бородатого инквизитора — почти точной копии его самого в ранние годы.

В мочках ушей у Рейфа Зиланова болтались серьги из зародышей какого-то ксеноса. Молодой инквизитор выглядел смышлёным, хотя и несколько неопытным. Какими бы ни были его особенные таланты — как бы хорошо ни были отточены те из них, что позволяли диагностировать среди пассажиров малейшую демоническую порчу, — ноющий психический шум на борту Чёрного корабля давал как раз такой уровень астральных помех, на который уповал Жак.

— Плодотворные? Тысяча сто псайкеров на круг для Императора. Думаю, это можно назвать плодотворным. Ликвидировать пришлось всего полпроцента. Пять процентов выглядят достойными дальнейшего развития.