Драко Малфой и Тайная комната

* * *

Гермиона перевернула страницу и устало потерла переносицу под очками. Очки ей выписали летом. Зрение девочки быстро ухудшалось — свою лепту в этот процесс внес и подаренный родителями по случаю получения высшего балла за С.О.В.У. компьютер. Зрение портилось так резко, что родители даже стали склоняться к тому, чтобы изменить свое мнения относительно совместимости здоровья и магии.

Очки Гермионе не нравились страшно. У нее и без очков было достаточно прозвищ. "Ботаничка", "всезнайка", "зубрилка" — "очкарик" будет отлично смотреться в этой компании. Вот к Гарри это прозвище не пристало — может, оттого, что он заучкой не был. Просто он носил очки, потому что был близорук.

"Близорукие глаза — близорукое сердце…" Гермионе снова захотелось плакать. Она знала, что Гарри не пролил не слезинки — ей хотелось, чтобы он поплакал; просто она знала, что от этого становится легче.

Но он не мог плакать, и она плакала вместо него.

Она не близорукая, она слепая! Как она не увидела опасности, в которой оказался Гарри, как не поняла, что он безумно влюбился в этого черствого надменного слизеринца? Или она это поняла, но почему-то имела глупость питать нелепую надежду, что Малфой ответит Гарри взаимностью?

На следующий вечер после памятного урока по Уходу за волшебными существами гриффиндорцы сделали то, что гриффиндорцам делать, в общем-то, не положено по их статусу благородных героев. Они: Рон, Шеймус, Дин, Невилл, братья Криви и сама Гермиона — поймали в слизеринском подземелье Малфоя, когда тот был один, без свиты. Гермиона стояла и смотрела, как шестеро парней, в том числе и тихий Невилл, отделывают слизеринца, и ничего похожего на жалость не шевельнулось внутри нее. Малфой не сопротивлялся, пока его били, и в конце концов гриффиндорцы оставили его.

Легче не стало.

Наверное, всем казалось, что гриффиндорцы — гордые, правильные, независимые — должны чувствовать себя униженными из-за того, как слизеринец обошелся с героем их факультета. Но никто не думал обо всем произошедшем как об унижении. Был только Гарри и его боль, передавшаяся всему факультету, вплоть до профессора МакГонагалл — Гермиона как-то застала ее утирающей глаза и причитающей: "Бедный Гарри, бедный мальчик…" И еще была тревога за Гарри, который перестал ходить на занятия, перестал есть и даже спать — только временами впадал в какое-то легкое забытье, когда тело все же требовало свое и вырывало у воспаленного мозга минуты для сна.

Дверь, тихо скрипнув, приоткрылась.

— Ты носишь очки?!

Гермиона вскинула голову, увидела Рона, попыталась быстро сорвать с носа очки, но дужка зацепилась за ухо. Рон рассмеялся.

— Так и носи. Это даже смешнее.

— Понимаешь… — Гермиона виновато улыбнулась. — Я думала, тебе не понравится…

— Боже, Герми, ты иногда бываешь такой глупой, — Рон присел рядом с подругой и легонько поцеловал ее в губы. — Просто удивительно. Если кому-нибудь рассказать — не поверят… хотя нет, теперь уже поверят…

— Я же просила не называть меня этим уродским прозвищем! — поморщилась Гермиона, но больше для порядку, и прижалась к Рону. — Как он там?

— Лежит. Молчит. Добби приволок ему еды, но он не ест. Что делать будем, умница моя?

Она прикрыла глаза, размышляя. Утешения — пустая трата времени, это она отлично знала, но все же должны быть слова, способные привести Гарри в чувство. Что ж, придется поискать эти слова. У него было достаточно времени, чтобы пострадать.

— Пойдем к нему, — решительно сказала Гермиона.

* * *

— Гарри, вставай.

— Гермиона, ты не могла бы оставить меня в покое ненадолго?

— Я уже оставляла тебя в покое. Гарри, пошли ужинать. Ты не ел нормально уже неделю.

— Я не хочу.

— Гарри, я не позволю тебе умереть от голода и тоски. Довольно глупо, тебе не кажется — выжить после смертельного проклятия, которые насылает на тебя величайший злой волшебник столетия и умереть от неразделенной любви к мелкому мерзавцу.

Гарри оторвал голову от подушки и яростно посмотрел на Гермиону.

— Не смей говорить со мной об этом!

— Почему? — Гермиона присела рядом. — Значит, я должна смотреть, как ты стелешься перед тем, кто получает высший кайф, вытирая об тебя ноги, и молчать?

Гарри дернулся.

— Я не стелюсь перед ним!

— Хорошо. Не перед ним. Под него, очевидно.

— Гермиона, — Гарри привстал, — если ты еще что-нибудь скажешь, я тебя ударю.

— Очень хорошо, — кивнула девушка. — Ударь. Можешь заодно побить Рона и Шеймуса — они будут не против, — со стороны шеймусовой кровати донесся какой-то неопределенный звук. — Если тебе от этого станет легче. Только не лежи здесь как смертельно больной! — заорала она, и Гарри инстинктивно шарахнулся назад. — Не доставляй Малфою этой радости!

Гарри тяжело вздохнул и зарылся лицом в подушку.

— Как он выглядит? — раздалось его бурчание.

— Просто замечательно, — с раздражением отозвалась Гермиона. — А чего ты ждешь?

— Хорошо, — Гарри оторвался от подушки и спустил ноги с кровати. — Идите в Большой Зал, я вас догоню.

— А ты куда? — осторожно спросил Рон.

— К профессору Снейпу.

— Я пойду с тобой.