Драко Малфой и Тайная комната

— Поттер не появляется на моих занятиях уже неделю, и на факультативах тоже.

— Он нигде не появляется, — буркнула Сольвейг.

— И в чем же дело?

— Дело в том, что твой бесценный Малфой — трус, предатель и лжец!

Сольвейг явно планировала долго говорить в этом духе, но ей не дал стук в дверь. Крайне недовольная, девочка пошла открывать.

— О… привет… — она посторонилась, пропуская кого-то в кабинет, и Снейп увидел, что это Поттер.

Даже когда ему доводилось видеть Поттера на больничной койке, умирающим, Снейп не испытывал жалости к сыну своего недруга. Настоящей жалости, от которой разрывается сердце и хочется немедленно сделать что-то, чтобы живое существо перестало страдать. Сейчас же гордость Гриффиндора выглядела так, что невозможно было представить, как можно ненавидеть это несчастное создание. Поттер производил впечатление человека, который не вполне понимает, где он находится и зачем вообще сюда пришел; он был худ, бледен, растрепан; дикий взгляд потемневших, с красными белками глаз еще больше подчеркивали обрамлявшие их огромные черные круги. Еще Снейп обратил внимание на его руки — и внутренне содрогнулся. Ногти Гарри были сгрызены почти под корень, кожа вокруг них обкусана до мяса. Нет. Как бы Снейп не старался, он не мог припомнить, чтобы ему доводилось видеть подобное выражение лица у Джеймса Поттера.

— Присаживайтесь, мистер Поттер, — произнес Снейп, моментально раздражаясь от той мягкости, что прозвучала в его голосе. Гарри покорно сел.

— Вина выпьешь? — тихо спросила Сольвейг.

— Да, спасибо, — голос Мальчика-Который-Выжил прозвучал надтреснуто. Сольвейг, не обращая внимания на суровый взгляд Снейпа, налила глинтвейн в чашку и подала Гарри. Тот глотнул и закашлялся.

— Простите.

— Пожалуйста. Что вас привело ко мне, мистер Поттер?

— Профессор, — Гарри смотрел в свою чашку, — я хотел попросить у вас прощения за пропущенные занятия.

Не могли бы вы не снимать баллы с факультета, а просто назначить мне взыскание?

— Вы пришли попросить у меня взыскание? — приподнял брови Снейп. Гарри качнул головой.

— Я еще хотел попросить назначить мне отдельное время для факультативных занятий.

Сольвейг шумно вздохнула и залпом допила свой глинтвейн.

— Могу предложить вам только воскресный вечер, — сухо сказал Снейп. — Больше у меня свободного времени нет.

— Спасибо, — Гарри кивнул. — Во сколько мне приходить?

— В понедельник! — рявкнул Снейп. — После ужина. Теперь можете идти.

— Спасибо, сэр, — Гарри поставил пустую чашку на стол и встал. — Вы очень добры. Спокойной ночи.

"Вы очень добры, — подумал Снейп, глядя на закрывшуюся за Поттером дверь. — Вот ведь бред…"

Его обняли сзади за плечи, зарылись носом в шею…

— Папа…

Она иногда называла его так, и, наверное, это было правильно — в конце концов, он вырастил ее, он — ее опекун, единственный защитник… и он должен был привыкнуть к этому слову, тем более что раньше, в детстве, она называла его так чаще… и все-таки внутри екало всякий раз, когда он слышал ее "папа"…

— Папа… Я сделала совершенно ужасную вещь…

* * *

Шел снег.

Огромные хлопья медленно скользили мимо окна; иногда некоторые из них, обладающие собственной волей, не иначе, отрывались от стаи и приникали к стеклу, словно просились внутрь. Удивительная, совершенно рождественская погода. Множество украшенных елок и ледяные скульптуры в саду, в доме переливаются и позванивают гирлянды нетающих сосулек, а вечером в небе разливается бледной зеленью настоящее северное сияние. Имение Малфоев накануне Рождества. Ледяная красота — как все малфоевское.

— Ты такой жаркий, — сказал как-то Гарри.

— В смысле — горячий парень?

— Нет. В смысле — жаркий. Как лето. Только не у нас, а где-нибудь, где много-много солнца, теплого ветра и горячего песка.

— Ты хочешь сказать, что я — пустыня Сахара?

— Нет! Не смейся надо мной! Меня не учили ораторскому искусству, как тебя.

— Прости. Я понял, о чем ты. Спасибо.

Как Гарри мог сказать о нем, что он — жаркий? Драко ощущал себя ледяной скульптурой вроде тех, что стояли в саду. Странные, но такие приятные ассоциации, что он рождал у Гарри, радовали его. Драко так ненавидел зиму, что иногда, в сильные холода, даже не мог смотреть на свое отражение в зеркале — он сам себе казался мужским вариантом Снежной Королевы. Удивительно, если учесть, как он нравился сам себе.

А может быть, это был еще один самообман. Он, казалось бы, такой уверенный в собственной привлекательности, до сих пор удивлялся, почему же Гарри полюбил его.

Нет. Любование собой было ложью — такой же, как и ненависть к Гарри. На самом деле он ненавидел себя.

И только Гарри сумел примирить его с самим собой. Как и с зимой.

Гарри походил на зиму. На уютную зиму, где нет промерзшей насквозь комнаты, высоких стрельчатых окон, ледяных скульптур и северного сияния. А есть горящий камин, шерстяной плед, глинтвейн, теплые объятия, меховые робы, поцелуи в заснеженном лесу…