Драко тоже хотел задать аналогичный вопрос. Они с Поттером отошли в сторонку и наблюдали за тем, как их враг вещает на аудиторию. Он то проникновенно прикладывал руки к сердцу, показывая, как относится к собравшимся, то поправлял очки, намекая на свою мудрость и прозорливость, то понимающе кивал головой.
Малфой понял, что он упустил из виду очень важную вещь: перекупив Риту Скитер, он решил, что контролирует всю британскую волшебную прессу, но это было не так. И теперь оставшаяся часть, пусть и уступающая по качеству, но превосходящая числом, была готова проводить в массы слова Великого Светлого.
А в том, что Альбусу было что сказать, сомневаться не приходилось; хотя слова его доносились до молодых лордов в виде неясного гула, невооруженным глазом было видно, какое они оказывают воздействие на слушателей. К импровизированной трибуне подходило всё больше и больше волшебников — видимо, непотопляемому старцу было что предложить их восприимчивым ушам. Для лорда Блэка это было серьёзным упущением — позволить противнику влиять на умы обывателей.
Подавляя бешенство, Малфой сказал:
— Гарри, пошли скорее, сейчас начнётся заседание! Мы, в отличии от Дамблдора, не такие важные участники, нам нельзя опаздывать.
— Надеюсь, он всё-таки опоздает, и его притащат авроры в наручниках, а судьи засчитают это за побег, — злобно проговорил Поттер.
Протискиваясь сквозь толпу, которая, казалось, состояла из всех совершеннолетних жителей магической Британии, оба лорда добрались до зала заседаний номер десять, в котором проходили все важные судебные процессы. Сегодня там книзлу сесть было негде. У Драко не было времени пообщаться с другими членами Визенгамота, поэтому они с Поттером сразу заняли свои места.
— Надеюсь, сегодня Дамблдор всё-таки получит по заслугам, — сказал Гарри, нервно поправляя всё ещё непривычную мантию судьи.
Он сидел на соседней скамье. Сейчас это была скамья лорда Слизерина, хотя достоверно установить не удалось, где именно заседал один из основателей Хогвартса. Слизерины так давно не появлялись в Визенгамоте, что никаких свидетельств о персональной скамье не сохранилось. Но лорд Блэк поступил просто: он, посовещавшись с лордом Пруэттом, оплатил исследования в архиве, в результате которых были представлены неопровержимые доказательства, что скамья лорда Слизерина — соседняя с той, на которой веками восседали Блэки. На самом деле, никаких доказательств не было, но они возникли благодаря огромной сумме пожертвований лорда Блэка на нужды Министерства.
Дамблдор всё-таки опоздал на начало заседания, немного, минут на десять, но его не только не привели в наручниках, но даже не сделали замечания, только председательствующий пробормотал: «Наконец-то». Великий Светлый неторопливо уселся в кресло, которое и не думало ощериться цепями.
— Слушается дело Альбуса Персиваля Брайана Вулфрика Дамблдора, обвиняемого в сокрытии и искажении информации о событиях, фактах и явлениях, прямо или косвенно касающихся возвращения Того-Кого-Нельзя-Называть, создающих опасность для жизни и здоровья волшебников Магической Британии, совершенные лицом, обязанным обеспечивать население и органы…
От монотонного голоса мысли Драко быстро свернули на другое.
Первоначально Дамблдора подозревали в более серьёзном преступлении и на досудебном этапе готовили дело о государственной измене, попытке государственного переворота и свержении власти. Или, как минимум, подготовке этого переворота. В стране с 1991 года и до сего момента действовало чрезвычайное положение, введённое министром Фаджем, что позволяло ужесточить судебную процедуру. Однако, позднее, не найдя во время допроса ни малейшей зацепки, дело переквалифицировали, возможно, надеясь на то, что в ходе процесса будут выявлены факты, которые позволят вернуться к первоначальной формулировке и укатать всем надоевшего чародея по полной.
— …Обвинение представляют Джером Кларк Хьюз, прокурор, Амелия Сьюзен Боунс, глава Отдела обеспечения магического правопорядка. Секретарь суда Юджин Брайан Честертон.
Персиваль, так же, как и его шеф, не стали участвовать в процессе. Лорд Пруэтт решил не распыляться и сконцентрироваться на подготовке, поэтому теперь взирал на происходящее как зритель, или, скорее как свидетель, если его вызовут.
Дамблдор снисходительно выслушал обвинение и всем своим видом показывал, что здесь он ненадолго, а тем, кто заставил его здесь находиться, должно быть стыдно. Сверкающая мантия подсудимого вносила диссонанс в общую угрюмую атмосферу зала суда и лишний раз подчеркивала, что великому волшебнику здесь не место.
Процесс только-только начался, а к председательствующему уже торопился волшебник в тяжёлой бархатной мантии. Он передал ему какой-то документ, после прочтения которого Огден сообщил: