Дракон

Лезвие скользнуло у него под подбородком, и я услышал сдавленный вскрик. Юн обошёл меня справа. Он подпрыгнул без всяких техник метра на полтора в высоту и, падая, ударил воздух сверху вниз. Лазоревая волна пошла от его руки, будто передавая дрожь по воздуху. Человек, стоявший справа от моей цели, попытался заслониться мечом — и, похоже, напрасно. Меч был прямым, обоюдоострым. Волной его швырнуло назад, и лезвие вгрызлось в ключицу. Человек с криком покатился назад по каменным плитам монастырского атриума.

Печать Смерти.

Я начертал в воздухе узор. Выбранный мной враг присел, готовясь уходить от неторопливо летящей на него печати. Я улыбнулся ему.

Паук.

Ветер свистит в ушах.

Длинная Рука.

Я бил, пока внизу, подо мной, ещё сияла, не трогаясь с места, печать. Жёлтый луч ударил замешкавшегося зомби в голову, и она лопнула, брызнув кровью во все стороны.

Я мягко приземлился на прежнее место, снял технику Печати Смерти. Юн и Дэйю, одновременно прикончив своих противников, отступили мне за спину.

— Закончились расходники? — крикнул я, и эхо разнесло мой крик далеко по сторонам. — Как насчёт показаться лично, Кианг?

Секунду было тихо, а потом раздались издевательские хлопки в ладоши. Я повернул голову.

От входа в монастырь ко мне приближалась фигура.

Я глубоко вдохнул и затаил дыхание.

Вот он. Я чувствую эти волны невероятной силы, исходящие от него. Зверь загнан в угол. Он оскалил зубы. Зверь и охотник друг против друга.

Началось.

Глава 41. Один

— И снова здравствуй, Лей.

Я отчего-то ожидал, что Кианг опять предстанет в том виде, в котором показывался нам с Дэйю на заводе — человек неопределённого возраста в шляпе, шарфе и бесформенном пальто. Но напротив меня стоял… пожалуй, его можно было бы сравнить с Кузнецовым. Не с тем, что отдал приказ о моём убийстве, а с тем Кузнецовым, под начало которого я когда-то пришёл служить. С тем, в чей отдел мечтал попасть ещё с академии. О котором в этой самой академии ходили настоящие легенды. Тогда ему было примерно столько же лет, сколько сейчас мне-настоящему — около сорока. Тогда он ещё не ушёл из оперов, работал в поле наравне с нами.

Я не помнил, что случилось с моим родным отцом, при попытках вспомнить неизменно начинала раскалываться голова. Возможно, он принимал в моём воспитании столь деятельное участие, что попросту не застрял в памяти. А может, родители развелись, или вовсе никогда не состояли в браке. И если не отцом, то уж точно человеком, который меня воспитал, я привык считать Кузнецова. Не того, кто долго убеждал меня перейти на свою сторону, а в итоге приказал сбросить на крышу поезда — того, кто стоял передо мной сейчас.

Это был не европеец, китаец, и походить на Кузнецова лицом он никак не мог. Но всё же это был он.

Такое же крепкое, поджарое тело зрелого мужчины, находящегося на пике физической формы — у меня не было сомнений в том, что восемнадцатилетнего Лея Ченга этот человек без всяких техник раздавит одной левой. Такой же низкий, спокойный голос. Он был даже одет в подобие формы, которую носил больше тридцати лет — без знаков различия, но очень похожую. И взгляд… Мне показалось, что вместо узких тёмных глаз незнакомого китайца на меня смотрят прозрачные глаза Кузнецова, внимательные и понимающие.

— Уже здоровались, — сказал я.

Кианг улыбнулся.

— То есть, повторно пожелать мне здравия ты не хочешь?

— Боюсь, что незачем. Я пришёл тебя убить.

Кианг искренне, от души рассмеялся.

— Это будет непросто, Лей.

— Что поделать. Тем слаще окажется победа.

— Ты так в ней уверен?

— Нет, — честно сказал я. — Но попытаться стоит. Иначе мои друзья, которых я заставил карабкаться в эту гору, меня попросту не поймут.

— А я, с вашего позволения, хотел бы задать вопрос, — вмешался Юн.

Помятый, перепачканный кровью и пылью, с широкой ссадиной поперёк щеки, спину он держал всё так же аристократически прямо и привитых с детства манер ухитрился не растерять. Вероятно, то, что закладывают в человека с младенчества, вытравить не получится никогда. И палачу, который явится его расстреливать, Юн кивнёт так же учтиво: «О, расстреливайте, пожалуйста. Если вас не затруднит. Извините, что не встаю — меня долго били, знаете ли…».

— Вопрос — почему именно здесь? — с понимающей улыбкой спросил Кианг. — Почему я, представляющийся тебе дьяволом во плоти, обосновался в этих святых местах?

Меня, признаться, этот вопрос тоже интересовал, хотя задать его Киангу напрямую в голову не пришло. А Юн неожиданно смутился. Однако подтвердил:

— Не совсем так, но да. Суть вопроса в этом.

— Ты ведь умный парень, господин Юн Чжоу, — мягко сказал Кианг.

И я едва не заскрипел зубами, подумав, как же хорошо знаю и эти слова, и эту доброжелательную интонацию.

«Ты ведь умный парень, Леонид. И наверняка о многом уже догадался сам…»