Генри сидел в королевском кабинете, возле огромного камина, в одном из больших кресел, оставшихся еще со времен прадедушки короля. Кресла эти были до ужаса старомодны и уже много раз сменили обивку, но в свое время их ничем не заменили — и поэтому теперь они стали семейной реликвией, набирая в цене при каждом следующем короле.
— Хочешь что-нибудь выпить, Теннесси?
Генри вежливо покачал головой.
— Благодарю ваше величество. Воздержусь.
— Как знаешь, — король крякнул и тоже опустился в кресло. — Так вот, на чем бишь мы...
Генри молчал. Он не помнил, на чем остановился король — но это было и не важно. Генри прекрасно понимал, почему его вызвали сюда — и совсем не хотел об этом напоминать.
Он и сам предпочитал на эту тему не думать.
Король прокашлялся, посмотрел в камин, на потолок, на свои колени — и, наконец, на Генри.
— Как там Джоан?
Генри очень следил за тем, чтобы его лицо не дрогнуло.
— Хорошо. Учится. У нее уже очень хорошо получается себя контролировать. Она молодец, ваше величество.
В уголках глаз короля проступили довольные морщинки.
— Когда собираешься к ней?
Генри слегка помедлил.
— Скоро, ваше величество. Скоро.
Скоро. Но еще не сейчас. Не сейчас, когда...
Генри незаметно сжал подлокотники кресла, чтобы остановить мысль, побежавшую теплыми воспоминаниями вдоль позвоночника.
Король радостно улыбнулся.
— Отлично. Не забудь сообщить мне, когда соберешься — прикажу приготовить мои маленькие гостинцы. Ты же донесешь их по своим северным горам?
— Донесу, ваше величество. Непременно.
***
— Скоро, Теннесси! Ты сказал «скоро»!
— Я собирался выехать со дня на день.
— И не предупредил! Что я теперь ей передам? Ничего не готово.
— Я могу подождать.
— Нет уж. Поезжай как можно скорее. Отдам в следующий раз.
***
— На север? Ты собрался на север? — ее дыхание обжигало.
— Я должен ехать.
— Но там холодно.
— В начале осени еще не очень.
Он почувствовал ее губы, скользнувшие по его уху.
— Поедем с нами, в Рейнгар. Там не будет холодно. Я обещаю — не будет...
— Мэри...
— Поедем.
Он прикрыл глаза — и успел подумать, что Рейнгар — это лишь немного на юго-восток. Он заедет туда. Ненадолго. А потом — сразу на север.
Сразу.
***
— Милорд...
— Ленни, не спорь, пожалуйста. Я уже все равно пообещал.
— Ей?
— Не только.
Ленни стоял в дверях с охапкой одежды, принесенной от прачек, такой большой, что сверху виднелась только копна волос — и глаза.
«Лучше б и их не было видно», — с досадой подумал Генри.
— Милорд, но вы же должны были ехать на север, — тихо сказал Ленни.
— Я и поеду. Просто не сразу.
Ленни стоял в дверях и мял пальцами лен, бархат и сукно.
— Генри, — сказал он совсем тихо, но твердо. — Поехали в Тэнгейл.
Генри резко вскинул голову и посмотрел прямо в эти несносные голубые глаза, сверлящие его поверх горы тряпья.
— Ты забываешься, — прошипел Генри.
Голубые глаза вгрызались в него непоколебимой честностью.
— Ты поедешь в Тэнгейл, — бросил Генри, отворачиваясь. — Один.
Ленни прикрыл глаза, перехватил одежду — теперь над ней торчали только его кудри.
— Да, — глухо раздался его голос из-за тряпок. — Конечно, милорд.
***
Они поехали в Рейнгар — шумной пестрой компанией. Мэри тоже ехала верхом, крутилась в дамском седле, пытаясь улыбнуться всем и каждому, кокетничала, смеялась. Генри остался в самом конце колонны, подальше от звука ее голоса. Ему было не по себе после того, как он отослал Ленни в Тэнгейл. Это был нехороший разговор. Неправильный.
Все было неправильно.
«Переночую с ними, — подумал Генри, подгоняя лошадь, чтобы догнать остальных. — Переночую — и завтра поеду на север. Пора».
Он по-прежнему носил дракончика, вырезанного Джоан, в нагрудном кармане. Перед отъездом Генри положил туда все письма Мэри — и места в кармане стало очень мало. Вечером, в трактире, где они остановились на ночлег, Генри выложил дракона на стол, чтобы назавтра положить в наружный карман куртки.
Но утром к нему совершенно случайно зашла баронесса — и дракончик так и остался лежать на столе в темной и душной комнате.
***
Генри прожил в Рейнгаре два месяца. Постепенно остальные члены компании разъехались, кто куда, и вдали от шума и блеска столицы Мэри стала еще мягче, нежнее и постояннее. Она была только с ним, только его, только для него...
Так продолжалось до конца осени, когда Мэри решила наконец вернуться к своему дорогому мужу. Генри уговаривал ее остаться, умолял ее, но она была непреклонна. Она вернула Генри все его письма, поцеловала в щеку — и уехала в свой замок.
Зимой Мэри всегда была верной и любящей женой.
Генри, внезапно осознавший, что он невесть что делает в доме у почти незнакомых ему людей, тут же уехал. В Тэнгейле, он встретил взгляды матери и Ленни, молчаливые и от того особенно давившие на совесть. Неожиданно Генри вспомнил, что оставил дракончика на столике в безвестном трактире, и почему-то это страшно раздосадовало его. Он даже подумывал о том, не вернуться ли в этот трактир и попытаться отыскать фигурку — но в конце концов собрался и ушел в горы.
На дворе стояло самое начало зимы.
***