— По обвинению в убийстве принцессы Джоан, — спокойно ответил лорд Харли-Оксборн, не обращая внимания на тон Генри. — Уорсингтон выпустил указ. Он оставит тебя под арестом, пока не будет выбран новый король.
— Выбран? А что случилось с Джоном?
— Умер, — равнодушно заметил Чарльз. — Идем. Мне еще везти тебя через всю страну.
***
Ленни позволили сопровождать Генри. Лорд Харли-Оксборн считал себя просвещенным — лишать человека единственного слуги казалось ему жестокостью, несовместимой с понятием человеческого достоинства. Генри едва ли нуждался в помощи Ленни — в отличие от Чарльза, он способен был отходить ко сну и вставать с постели без помощи лишней пары рук. Однако компания слуги первые несколько дней оказалась более чем нужной — потому что с ним Генри мог говорить, и говорить откровенно.
Чарльз наотрез отказался объяснять, почему Генри обвиняют в убийстве принцессы, ссылаясь на тайну следствия и прочие юридические условности. Первое время он даже уходил от ответа на вопрос, означает ли это обвинение, что ее нашли мертвой. Однако что-то в глазах Генри смогло пробиться даже сквозь меланхолию Харли-Оксборна — и в конце концов он неохотно признал, что «пока еще нет». Генри не знал, верит ли бывший друг детства в его невиновность — но это было не важно. Он пытался убедить себя, что они просто ошиблись. Что она жива. Все остальное по сравнению с этим не имело значения.
Чарльз неохотно делился всем, что касалось дальнейшей судьбы Генри, но зато готов бы во всех подробностях рассказывать о положении в стране, расстановке сил внутри элит и состоянии экономики. Повествование выходило увлекательным, но невеселым.
Большая часть юга страны была захвачена крессами — формально они пребывали там в качестве сторонних миротворцев, но фактически аннексировали всю территорию между Ином и Стетом. Первый лорд Уорсингтон по закону стал регентом, и пока что ему удавалось держать власть в своих руках, но было совершенно непонятно, кто может стать следующим королем. Ситуация была беспрецедентной — на протяжении двенадцати поколений род Дейлов исправно производил на свет мальчиков, решая раз и навсегда вопрос наследника задолго до смерти действующего правителя. По законам Инландии было бы достаточно и девочки — дочь короля точно так же могла наследовать престол. Однако сейчас, судя по всему, в живых не осталось ни одного прямого наследника. Тех же, кто имел на трон косвенные права, было слишком много, чтобы среди них можно было выделить однозначного кандидата. Почти каждый пэр состоял с королевской семьей в разной степени родства — количество же потомков внебрачных детей того или иного монарха не подлежало исчислению.
Генри слушал Чарли и думал о Джоан. О том, что, где бы она сейчас не скрывалась, рано или поздно известие о смерти брата дойдет и до нее.
Что она будет тогда делать? И что сделают с ней — молодой наследницей, которую вот уже семь лет никто не видел при дворе?
В начале зимы Харли-Оксборн доставил Генри в столицу. Чарльз повел своего арестанта прямиком к регенту, но Уорсингтон не мог принять их, а у Чарльза были в городе дела. Поэтому Генри отвели в камеру — одно из нескольких просторных помещений в полуподвале замка, в которых содержали самых важных государственных преступников. Камера была обставлена скромно, но с достоинством — последний раз мебелью такого качества Генри пользовался у себя дома, в Тенгейле. Даже спальня Клары не могла соперничать в удобстве и дороговизне с камерой королевского узника. Генри невольно улыбнулся и не без некоторого удовольствия растянулся на широкой кровати.
Уорсингтон пришел только под вечер. Генри, успевший задремать, резко вскочил от громкого скрипа и скрежета обитой железом двери. В комнату вошел пожилой мужчина с высоким лбом, подчеркнутым обширной лысиной, и настороженными глазами.
— Здравствуй, Генри, — вежливо произнес регент и тут же нахмурился.
Это были основные черты Уорсингтона — вежливость и хмурость. Двумя другими, насколько Генри помнил, были педантичность и неукоснительное следование букве закона. Это вселяло и надежду, и беспокойство. С одной стороны, Генри знал, что Уорсингтон не осудит его, если у того не будет на руках неопровержимых доказательств его вины. С другой стороны, если Генри не предоставит доказательств своей невиновности, то вряд ли его отпустят.
— Ну что ж, — вздохнул Уорсингтон мрачно, опускаясь на самый краешек стоявшего в противоположном углу кресла. — Я полагаю, ты уже знаешь, почему ты здесь.
— Я не убивал ее, — сказал Генри тихо, но уверенно.
— К сожалению, ты не можешь этого доказать.
— Но ведь и вы не можете доказать, что я ее убивал?
— Я могу доказать, что у тебя было больше возможностей, чем у кого бы то ни было.
— Я не убивал ее, — повторил Генри, начиная раздражаться.