Дракон и солнце 3. Луна, звезда (СИ)

Джон с трудом приподнялся на колено. Ему казалось, что на его плечи лег весь ледник, что половину его лица стесало, и теперь там зияет раскрытая рана, и глаз стекает на оголившиеся зубы. Боль расползалась, начиная захватывать и вторую половину лица.

- Вставай, - повторил Принц. - Или ты уже готов умереть?

- Только… стоя… - прохрипел Джон, поднявшись на ноги, но все еще не в силах разогнуться.

- Ха-ха, - обрадовался Хирсин. - Люблю упрямцев.

Джон рывком распрямился и два зачарованных ножа, прежде прятавшихся в голенищах сапог, полетели вперед. Он сам их выбирал. Они были ему по руке.

Аспект рухнул на спину. Один нож торчал из глазницы рогатого черепа, другой - из правого ряда ребер. Хирсин заскреб ногами по полу, собираясь встать, а Джон, наконец-то добившийся настоящего перевеса в свою пользу, никак не мог отыскать меч - тот слишком далеко улетел по гладкому полу.

Но ведь можно обойтись и без меча… Он снова призвал давно рассеявшийся драконий доспех и, подхватив копье Охотника, вбил его в грудь врага.

Вбил не тем концом, потому что почти ничего не видел.

- Коварство, - невнятно повторил он немеющими губами вслед за Принцем, чье тело уже начало исчезать в алом свете, оставляя вместо себя черный с багровым ключ. Пара ножей звякнула и упала на пол.

Джон постоял несколько мгновений, опираясь на копье, а потом полез в карман за зельем, но никак не мог попасть туда рукой из-за доспеха.

Страдая и кривясь, он сполз на пол и снова безнадежно потянулся к лицу, боясь прикоснуться к пульсирующей ране.

Может, это яд, догадался он и стал вспоминать, чему его учила Шарн, да еще такими суровыми методами. Ради всех богов, она же его отравила… Такое просто не может забыться!

Найдя в себе еще немного сил, он сотворил заклинание и сразу почувствовал, что ему полегчало. Лицо перестали резать невидимые ножи, веки чуть разомкнулись и он понял, что оба глаза у него на месте - просто один из них на время закрылся.

Он посидел, ожидая, пока сойдет доспех, а потом влез-таки в карман - и добыл, и выхлебал вожделенное зелье.

Стало еще веселее, хотя лицо все еще дергало. Припрятав под крылышко законную добычу в виде копья, он подобрал ключ и все свое оружие, которое разбросал по залу.

Стоило ему подойти с ключом, этим куском Обливиона, к мистическим вратам, как зал затрясло, и последним, что он увидел, уносясь неведомо куда, были сыплющиеся с потолка глыбы льда вперемежку с камнями.

 

*

 

Солнце, игравшее на белых холмах, ослепило его, и он сожмурился, мучаясь от вернувшейся боли в лице. Кто-то захрустел снегом, шагая к нему, и радостный голос Кария вдруг зазвучал слишком близко и громко, болезненно отдаваясь в голове:

- Ты выжил, друг!

Джон обернулся.

- Эк тебя… - крякнул капитан. - Вставай, идем.

- В деревню, - настаивал Джон, пока Карий помогал ему встать. - Там шаман.

Почему рана не заживает, лихорадочно думал он. Он вылечился от яда… вроде бы. И зелье выпил…

Коварство.

Подлое даэдрическое копье подлого аспекта подлого Хирсина.

Они потащились по снегу, оставляя за спиной обломки Мортрага. Вот и третья ледяная стена разрушена, подумал Джон. Карий тем временем довольно болтал, как он караулил врата, да как все затряслось, да как он - пуф! - оказался снаружи и как ему нравится быть живым.

- А мне, - кряхтел Джон капризно, - нравится быть еще и здоровым.

До деревни они тащились часами и прибыли лишь глубокой ночью. Карий, исполнив свой долг перед боевым товарищем, завалился спать крепким, глубоким сном, а Джон плавал между дремотой и явью, отчаянно стараясь не впадать в бред. Кто знает, что он начнет болтать… а то и вовсе гаркнет: “Йоль!” А ведь все вокруг, как всегда, деревянное.

На следущее утро капитан объел гостеприимную деревню, сердечно распрощался с Джоном-Джулианом, который в своем состоянии его даже не признал, и отбыл в разоренный форт в сопровождении пары гордых собой и Блодскаалом охотников. Довакин остался в чужой постели - подавлять рвущийся наружу бред и терпеть шаманские примочки, шепотки и всякое прочее варево из целебной травы.

Иногда ему мерещилось, что он снова лежит на берегу и из него рвутся наружу чужие души, каждую из которых он считал своей собственной. Он пытался ловить их руками и звал Алдуина, безмерно пугая этим Корста, который к Тартаагу-Мироеду относился, конечно, с почтением, но без особой любви.

То ему вдруг казалось, что он плывет все в той же маленькой лодке посреди океана, и Дени спокойно спит напротив, свернувшись на носу, доверив ему привести их суденышко туда, куда следует. Он встряхивался, просыпался, видел над собой темный потолок и оборачивался к сонному, уставшему от бдения Корсту:

- Я что-нибудь говорил?..

- Нет. Спи.

Однажды, в момент просветления, он вдруг наскреб в себе силы и призвал Каэнлорна, который с радостью забрался к нему на постель и улегся рядом, согревая своим мистическим боком. Двоеженец, а теперь и двоеволчец Джон, изменяя родному Призраку, прижался к другу и наконец-то заснул спокойно.

 

*

 

- Дрем Йоль Лок, Довакин, - сердечно поприветствовал его Партурнакс.