Леся в свои восемнадцать лет, молодая, красивая, жила с пятидесятипятилетним вдовцом. Жили они не венчанные, не расписанные. Вот так ходила незамужняя и беременная, но ужасно гоноровая, и что-то еще планировала.
– Знаю. И все. Хлопчик за Пантелеймоном еще будет Богодар. И третья девочка — Леся.
И вслед девушкам Леся сказала странное:
– Владка! Обэрныся и слухай, — серьезно, тихо, твердо глядя Владке в глаза, сказала: — Важнише за всэ в свити — жинка, та йийи породж
Больше они — Леся с Владкой — не встречались.
А я ее, недавно совсем, нашла и к ней была звана, к Лесе. Этой весной ездила. Она даже не удивилась, когда я ей позвонила, а я три месяца ее номер телефона искала, оказалось, что и у нее есть мобильный телефон — с сыном Пантелеймоном разговаривать, тот в городе живет, в медицинском колледже учится. Она, Леся, не удивилась, сказала, ну прыйидеш на ту недилю — распорядилась и не спросила, свободна ли я, хочу ли приехать. А ведь права была — и редкое выдалось у меня свободное воскресенье, и хотела напроситься приехать. Оказалось, проще простого — все за меня продумала и решила сама Леся.
Долгий был путь, через Коломыю, потом — длинное, вытянутое вдоль одной дороги село Яблунив, и дальше-дальше. С Васылем тем самым они «побралыся та-як-мае-буты». То есть поженились как должно. И вправду: трое детей у них, хорошие умные скромные дети — Пантелеймон, Богодар и маленькая Леся. Пантелеймон тоже на выходные домой приехал, как не от мира сего — печальный и задумчивый. Лицо прозрачное как будто. Красивый и молчаливый. У всех троих глаза Лесины, черные, прямо вишневые. Хорошие воспитанные деточки. Породж
Владка ехала в лифте. Вместе с ней в свой номер подымались московские артисты кино. То ли приехали премьеру свою показывать, а скорей всего — чес у них был, так называемые творческие вечера. И один, опять же кругленький, маленький, игривый, веснушки на лысинке и на руках, давай виться. И еще там какой-то, чуть помоложе. Спорт у них такой был, что ли. Владка только снисходительно улыбалась и даже контрамарки, на творческие вечера подаренные, отдала подругам. Противно было.
Это Владка уже рассказывала, когда слегла.
Она тогда еще сказала:
– А что? Должен же человек от чего-то умереть? И потом, зачем ждать старости? Что меня там ждет?
Такие фигли, как говорила Василина, шутки то есть. И Владка еще говорила:
– Оооо, а какие у меня есть тайны… Знаешь, — она дразнила, — они такие, что достойны даже опальных королев.
– Ну расскажииии, — ныла я, — ну, Влаадка…
– Не-а! — смеялась Владка, накручивая локон на палец. — А вот и не расскажу!
Она иногда лежала и перебирала эти свои тайны, как драгоценности в шкатулке…
Ну вот, однажды там же, после встречи с веснушчатым, в Свердловске она увидела К……а.
Сейчас-то он выглядит просто ужасно. Ну просто уродски выглядит. Шел как-то — по телевизору видела — по красной дорожке, плечи задраны, надутый как индюк, так и чувствовалось, что он на себе все взгляды окружающих несет и наслаждается. И лепешку какую-то под локоток тянет, бесформенную, но тоже очень важную, как будто она только что брильянт многокаратный на ужин скушала. И у него оказались очень маленькие ступни. Я не поверила. Оператор, видимо, тоже не поверил и как в ступор впал — вел и вел его ножки в туфлях тридцать девятого размера.
А тогда, когда он случайно с Владкой столкнулся в коридоре гостиницы в Свердловске, он тогда был на пике популярности, он не шел, а шествовал, а Владка летела сломя голову. В буфет мчалась за булочками к чаю. Он шествовал, она бежала и влетела прямо в него на повороте к лифту. И карандашик, которым она волосы на затылке заколола, ррраз! — и упал. И волосы волной на плечи, на спину.
Короче, они только пришли с пар, — Владка и две ее подруги: заочников держали до ночи — сначала теория, после обеда практика, серьезно все — учили по-настоящему, не то, что сейчас. И вот пришли в гостиницу уставшие, кое-как поели, заварили чай, стали ждать, когда в буфет завезут булочки. В ту гостиницу к определенному часу завозили знаменитые горячие булочки. Тащили спички — были уставшие все, — жребий пал на Владку. И не то чтобы просто случайно пал, он на нее свалился, грохнулся, этот жребий, оказавшийся слишком щедрым. Жребий выплыл на Владку, как алые паруса. Владка вышла в буфет за булочками на пять минут. Вернулась через четыре дня.
Он такой необычный, этот К…..в — ох, артист-лицедей. Он был в молодости очень привлекательный, ну очень. А иначе ему бы той большой, на весь мир известной роли не предложили бы. Очень симпатичный он был. И от таких искренних и симпатичных, открытых и улыбчивых меньше всего ждешь какой-нибудь подлости. Это не мои слова. Это Владка так говорила. Просто голову потеряла.