Дракон клана Натхая

Меха пришлось скинуть у подножия. Карабкаясь, я зажимал факел подбородком, и с него капала горючая смесь, попадая на камни по которым я и взбирался. Ладони покрылись ожогами и ободрались. Я вспотел, а затем продрог, ведь ночи уже были холодными. Делая передышки на пологих выступах, я замерзал еще сильнее во время простоя. Когда я добрался до самого верха – уже светало; силы меня практически покинули. Отдышавшись, я огляделся, отмечая правдивость видения: посреди вершины стоял высокий продолговатый плоский камень, по форме напоминавший рыбу.

Пошатываясь, я приблизился к нему, чтобы лучше разглядеть. Камень возвышался метра на три, но за счет расположения и острозубого края скалы не был заметен с земли. На самом верху у него была высечена линия, визуально отделявшая голову от тела, а вместо глаза в углублении сверкал бордовый многогранный камень, преломлявший свет и рассеивающий цветные лучи. На теле мастер изобразил плавники и чешую, а хвост закрепил в выемке скалы, вокруг которой выдолбил крестовину в круге.

Рассматривая изваяние, я и не заметил, как совсем ослаб и повалился. Инстинктивно ухватившись за камень, я удержался на ногах, а мои израненные ладони соприкоснулись с поверхностью, оставляя на ней кровавые следы. Я устало опустился на землю, прислонившись к нему спиной, дыхание было прерывистым. Рыба начала подрагивать, и я сделал над собой усилие, чтобы отползти в сторону. Тряска усилилась, и рыба со скрежетом повернулась вместе с выдолбленным в скале крестом; отпечатки моих ладоней лучились в тон рыбьего глаза. Камень повернулся трижды и остановился в том же положении, что и занимал изначально. Рыбий рот отворился, выпуская бордовое облако, сиявшее множеством огненных искр. Облако осторожно подплывало ко мне, будто могло меня видеть.

Я попятился, оказавшись на краю скалы, и мог сорваться в любой момент; с земли меня заметили воины и что-то выкрикивали. Еще через мгновение они начали восхождение. Сосредоточившись на их крошечных фигурках, карабкавшихся по острым выступам, я боялся взглянуть в сторону облака, но чувствовал, что оно там. Собрав всю свою волю в кулак, я взглянул в сторону опасности, и облако взметнулось, молниеносно ударяя мне в грудь. Я соскочил с выступа, каким-то чудом успев ухватиться за него рукой. Потемнело в глазах, горло жгло, брызнули слезы. Я открывал рот, издавая хрипящие звуки, пальцы соскальзывали, и тело вот-вот сорвалось бы вниз, но меня перехватила чья-то сильная рука.

…Из-за моей, как выразился регент, «идиотской выходки», им пришлось задержаться у подножия на сутки. Мои содранные до мяса ладони покрыли густым слоем мази и перевязали чистой тканью. Все утро лекарь охал надо мной, сокрушаясь о том, как я неосмотрительно себя вел:

– Ваша матушка будет опечалена. Только посмотрите, как сильно вас помотало на этой горе, – ворчал он, протирая испачканные в целительной мази пальцы. – Вы же молодой король… – встретился он со мной взглядом и остолбенел. – Ваши глаза…

Я был так напуган, что мог умереть на месте; в груди начинало покалывать. Лекарь протянул мне зеркало: радужка приняла красноватый оттенок, а зрачки больше не были круглыми, и напоминали закручивавшуюся спираль.

Лекарь задавал вопросы, но я не мог на них ответить: как только я открывал рот и пытался заговорить, из него доносилось слабое шипение. Он забил тревогу, оповестив о моих метаморфозах графа-регента. У Алена при взгляде на меня было точно такое же странное выражение лица. Я вдруг понял, что страх делал его таким.

– Вылечи его! Он возвращается в замок! Он должен быть здоров к возвращению! – набросился граф на лекаря.

– Но Ваше Ве…

– Ничего не желаю слышать! Не вылечишь, отрублю голову! – его лицо перекосило от гнева, и я с испуга начал икать.

С рассветом регент Нормандии, как и планировал, отправился в Бретань. Пока рыцарь подгонял мою лошадь к воде, я виновато смотрел ему вслед. Ален был мне как отец, и я чувствовал опустошенность из-за того, что подвел его. Но сейчас это была меньшая из моих проблем.

Как только лошади перебрались через реку, ко мне вернулся голос. Радужка глаз все еще была красной, зрачки выглядели как спираль, тело болело и ныло, вытесняя мысли об искрящемся огненном облаке. Сопровождавшая меня свита, состоявшая из нескольких рыцарей и лекаря, поглядывала на меня с отвращением и страхом. Лекарь теперь наносил мне мазь не только на ладони, а еще и на глаза, и завязывал их куском ткани. Я поймал себя на мысли, что боюсь своих же поданных, ведь они могли счесть мои изменения за проклятие.

«Проклятые» люди, имевшие увечья или уродства, не жили долго. Если им не удавалось сбежать, люди их убивали. Запуганные, они боялись, что уродство может быть заразным. Я надеялся, что королевский статус убережет меня до замка, а там обо мне позаботится мать.