Дракон клана Натхая

– Я освободил тебя… сам. Взял и освободил. Как тот глупый жрец… – опустился я в кресло, схватившись за голову.

– Знаешь ли ты, кем был жрец? – прищурилось отражение. – Твоим предком, мой мальчик. Не каждый способен высвободить дух из камня…

Истина открывалась мне робко, застенчиво. Действительно, все в моем роду по мужской линии либо трагично погибали, либо сходили с ума. Я вспомнил рассказы отца о прародителе, у которого не было за душой ни гроша, но он умудрился стать вождем. Я поднял глаза на свое отражение, оно улыбалось. Когда-то мой предок совершил большую ошибку, и эта тварь присосалась к нам хуже пиявки.

Вскочив с кресла, я крепко сжал пальцы в кулак. Доброго, страдавшего из-за отца мальчика больше не существовало: во мне пробудилась подобная адскому пламени ярость. Ведомый этим всепоглощающим чувством, я решительно подошел к столу и взял с него нож, – отражение подняло руки в сдающемся жесте.

– Ты не сделаешь этого, – прорычало оно.

– Почему бы и нет, – пожал я плечами. – Мне все равно придется отдать тебе тело. Зачем такая жизнь?

– А твои потомки? – ляпнуло оно и затихло; я громко расхохотался.

– Именно! Здесь ты ошибся! У меня их нет и не будет! – смеялся я дурным голосом, сжимая ладонью лезвие ножа, кровь струилась по моему запястью.

Закончив истерику, я прижал нож острием к своей груди. Коленки подкашивались, внутри что-то сжималось в комок, умирать было страшно, но я был готов. Каким-то образом отражение это почувствовало и, как только я приготовился проткнуть себе сердце, вскрикнуло: – Нет! – пальцы мои ослабли, нож звякнул о мраморные полы.

– Есть способ избавиться от меня, – недовольно крякнуло отражение, встряхнулось, и в зеркале проявилась рогатая голова чудища.

– Ничего не понимаю, – бормотал я, все еще поглядывая на нож.

– Я жажду обрести тело, – вкрадчиво начал дракон, – а ты быть свободным, не так ли? – повернулся он, оглядывая комнату золотым глазом.

– Я и был свободным, пока ты…

– Не был, Вильгельм, – перебил он меня, не давая закончить свою мысль. – Твой предок определил тебе путь. Ты был связан со мной кровавой клятвой. Но есть способ освободиться…

В дверь вновь забарабанили, на сей раз сильнее. Я отвлекся, и образ дракона исчез. Спустя мгновение дверь затрещала, ее отбросило в сторону, в покои ворвался рыцарь, а за ним лекари. Они окружили меня, крутили и вертели, кудахча словно на другом языке. Никто не обратил внимание на порезанную ножом ладонь и на мое отчаянное состояние, – их интересовало только уродство. Дверь приказали восстановить и никого не впускать. Закончив с осмотром, главный лекарь налил в кубок вина и залпом его опрокинул.

– Что делать? Это проклятие, не иначе, – обратился к нему тот лекарь, что сопровождал меня на обратном пути в замок.

– Я не слышал ни одного похожего случая, – тихо произнес главный лекарь. – Мы сохраним это в тайне до тех пор, пока не выясним, что это за болезнь.

– Болезнь? – пискнул кто-то из толпы. – Это проклятие! И снять его нужно прямо сейчас! Пока не поздно! – Главный лекарь поднялся, обжигая говорившего взглядом.

– Какая чушь, – скрипнул он зубами. – Ступайте и найдите лечение. И держите рот на замке.

– Когда вернется регент…

– Несомненно, – подгонял он их жестом. – Ступайте.

Они покинули покои, а я затих, рассматривая свои обезображенные пальцы, до которых уже добралась чешуя. Главный лекарь, не проронив ни слова, дождался, пока установят новую дверь, и вышел; снаружи лязгнул засов.

* * *

Я спал, как убитый, теряя нить времени. Я перестал есть и пить, но меня это не тяготило. Чешуя разрослась, и теперь покрывала тело по пояс (не считая лица). Раздевшись, я с отвращением рассматривал себя в зеркале, все еще питая надежду на чудесное исцеление. Бордовые пластинки были мягкими, но внешне напоминали кольчугу, сотканную самой природой. Я задумался над тем, что она прикрывала уязвимые места человеческого тела: горло, сердце, живот. Со спины также не осталось просветов, и даже ладони не были исключением. Я представил, как у меня вырастает лишняя пара ног, и они с хрустом изгибаются, превращаясь в лапы чудовища, – пальцы тут же пронзила острая боль, и сквозь них показались когти. Испугавшись, я замахал руками и порезал себе щеку.

Когти были черными, толстыми и невероятно острыми. Я провел ими по столу, срезая приличный слой древесины. Отчего-то я уже не ощущал себя человеком, и как будто наблюдал за собой со стороны, изучая повадки неизвестного мне Вильгельма. Когти исчезли, как только я этого пожелал, а значит, я мог управлять ими при помощи намерения. И даже чешуя при дневном свете уже не казалась такой зловещей.