Дракон. Книга 2. Назад в будущее

Еще Шпунтик сталкивался с водой, когда хозяину приходило в голову, что кот загрязнился и его следует вымыть. Причем — целиком. Выбить эту вопиющую дурь из хозяина Шпунтику так и не удалось: после очередной помывки возмущенный кот целый день показательно вылизывался, преследуя черствого хозяина по всей квартире, не исчезая из поля его зрения ни на минуту и ни на минуту же не прекращая наводить чистоту, как это и положено, — языком. Хозяин уходил на кухню, садился там за стол и делал вид, что пьет чай. Кот тут же устраивался перед ним и демонстративно задирал заднюю лапу. Хозяин бежал от кота в кабинет, там плюхался на диван и отгораживался от Шпунтика книжкой — делал вид, что читает, но кот вспрыгивал ему на грудь, отодвигал книжку мордой и начинал старательно лизать переднюю лапу. И так далее. В конце дня Шпунтик сдался — устал, а кроме того сделался настолько чистый, что самому стало противно. Хозяин же так ничего и не понял и по-прежнему раз в пару месяцев, воскликнув «ой, какой ты у меня грязный!», тащил кота в ванную, где поливал из душа и мылил дегтярным мылом. Шпунтик смирился и теперь принимал водные процедуры стоически: не возмущался, не дергался, не пытался удрать. Что взять с неразумного человека? Пусть порадуется, если ему приятно.

Однако сейчас, когда вода обступила Шпунтика со всех сторон, когда стихия властно несла куда-то явно ненадежную лодку, в которой осторожно сидел кот, когда эта бесконечная вода журчала и плескалась буквально всюду, — благовещий зверь с удовольствием пересмотрел бы свое снисходительное отношение к хозяйским причудам. Вдруг хозяин в результате решил, что Шпунтику очень нравится мыться, и прямо сейчас схватит, кинет в реку и начнет полоскать? Вон как тут глубоко, а берег вон как далеко!

Шпунтик плотнее прижался к хозяйскому боку и зажмурился, чтобы не видеть страшной воды. Но не слышать ее кот, к сожалению, не мог.

— Прощайте, мои дорогие братья! — отсалютовал удаляющемуся холму посохом Лян Большой. — Ваши имена будут жить в наших сердцах, весть о вашей храбрости пронесется по всей Поднебесной! Мы заколем в вашу честь жирного кабана, мы поднимем чаши с погребальным вином! Мы отомстим за вас, герои!

Чижиков сидел, привалившись к борту лодки и равномерно поглаживая сжавшегося в ком Шпунтика по загривку. Рядом приткнулась Ника.

Котя думал, что далеко не все, кого предводитель разбойников столь пафосно провозгласил героями, являлись таковыми на самом деле: видел он среди удальцов и тех, кто, лишь только стало ясно, какой серьезный противник на них напал, бросился удирать со всех ног — только их и видели. Котя и сам чуть не бросился бежать, когда воочию увидел распростертые на земле безжизненные тела. Гвардейцы не задумывались: они пришли убивать — и они убивали. Это были воины, профессиональные бойцы, смысл их существования заключался в том, чтобы убить или быть убитым. В разбойники же шли простые крестьяне, в лучшем случае беглые солдаты. Лян Большой и Кун Разящая Секира были знакомы с военным делом не понаслышке. Остальные же… Сложно винить тех, кто не захотел геройской смерти и предпочел спасаться бегством. И, возможно, прав Лян Большой: те, кто так или иначе, в порыве храбрости или же совершенно бестолково, сложили головы в бою, — они герои.

На носу лодки стоял Сумкин, который чрезвычайно ловко управлялся с шестом, просто загляденье какое-то, так что Котя сделал в уме пометку: спросить при случае, где это он так наловчился-то? Чижиков не видел выражения его лица, но спина приятеля тоже была весьма красноречива. Коте было ясно без лишних слов, что Федор смертельно хочет курить и с великим трудом удерживается от того, чтобы при всех достать пачку сигарет. А, может, опять у него заболел зуб.

Рядом плыла лодка, в которой сидели Большой Лян, Кун Разящая Секира и Лю Бан — бывший уездный смотритель, ныне же разбойник и беглец. А главное — будущий основатель династии Хань, которого Котя сегодня спас от смерти. Черные, кое-где уже тронутые преждевременной сединой волосы Лю Бана вольно разметались по плечам. Грязная, измазанная кровью рука смотрителя сжимала рукоятку убранного в ножны меча. Он сидел, застыв в одной позе, смотрел невидящим взором на воду, и лишь губы шевелились беззвучно. Чижиков вдруг подумал о Суне Девятом, немногословном и преданном мальчике-слуге, чье бездыханное тело осталось лежать на безымянном холме — кто был этот мальчишка? Кем мог стать? Чего добиться? Где-то в горячке скоротечного боя пропал и старший брат Лю Бана Лю Кан — жив он был или мертв, никому было не ведомо. Правда, надежда теплилась: Сунь Девятый умер у них на глазах, а смерти Лю Кана никто не видел. Может, сбежал, как Дун Сокрушительный, чью спину Котя определенно приметил среди тех, кто заранее бросился к реке.