Дракон проклятой королевы (СИ)

— Про тебя не говорят, — возможно, правда была здесь не самой лучшей тактикой, но врал Амоа из рук вон плохо. — Ты давно стал мифом, легендой. Вот тварей твоих боятся. Хотя кто-то, возможно, не верит и в них.

— Легендой? От одного моего имени дрожат камни, от одного моего взгляда обрывается жизнь. А эти смертные глупцы считают меня чем-то вроде сказки для тех глупых детишек, что таскают из пещер мои сокровища? — от вкрадчивых ноток Амоа стало не по себе, но отступать было некуда.

— Имени? Никто его даже не помнит. Король… подгорный король, вот как тебя все называют. Да и то не уверены. То ли был такой, то ли уже и не было. Чёрная магия, изменяющая животных, есть. А вот тебя… все равно что и нет.

Землю застряло со страшной силой, мелкие камешки и песок посыпались сверху. Мужчина не удержался на ногах и лишь чудом не шлепнулся прямиком в черный ручей, протекавший рядом.

А когда все закончилось, вытер испачканные золотым песком руки о штаны и, повысив голос, прокричал, опасаясь, что землетрясение начнется снова.

— Почему бы не выйти и не напомнить им о себе?

Он ожидал всего, чего угодно. Новой тряски, обвала, камней на голову или хотя бы гневной речи короля о том, какой сам Амоа жалкий червяк, распускающий свой грязный язык.

Но вместо этого услышал лишь смех. Протяжный раскатистый смех, эхом расходящийся по пространству тоннеля.

— Что здесь смешного? — сглотнул мужчина, теряясь в догадках, как же действовать дальше.

— Я только что понял, что сам забыл свое имя, — тихие слова были похожи на шелест листьев и, кажется, совсем не предназначались для ушей Амоа. — А что до того, чтобы выйти… эх, если бы все было так просто, смертный. Ваш человеческий род уже давно бы служил мне…

— Я могу постараться помочь. Отпусти Рене, и я…

— И ты что?

Амоа на мгновение замер, всматриваясь в лицо бессознательной подруги детства. Он уже предал ее не так давно из-за своей гордости. И если сейчас он мог обменять свою жизнь на ее, он должен был это сделать. Хотя бы потому, что ей есть ради кого жить, а ему нет.

— Я поклянусь служить тебе, — сказать это было невероятно сложно. Словно каждый звук вытягивал силы, лишал чего-то ценного, чего-то, что было неотъемлемой его частью.