Дракон с копытами дьявола

В Китае, не имевшем в течение долгого времени единого правительства, появилось сразу много десятков провинциальных правительств. Эти провинциальные феодальные образования были уже зёрнами власти, правда, примитивной, грубой, тёмной, но все, же власти. Весь Китай покрылся как бы отдельными замками этих якобы — «феодалов», зачастую не только не древнего происхождения, а просто «не помнящих родства», раздробленных в себе, воюющих между собой. «Чьё войско, чья дружина — того и власть!» — так стояло положение тех лет дудзюната в Китае примерно до 1926 г.

Иностранцы захватывают электростанции, водопроводы, трамвай, автобусы. Создаётся огромная электрическая станция в Шанхае, которая американцами затем продаётся Муниципалитету за сумму в 81 млн. китайских долларов. По городам Китая начинают строиться ситценабивные, табачные и другие фабрики массового потребления на дешёвом китайском труде, которые начинают обслуживать не только Китай, а и страны Южных морей, Ближний Восток, Египет и даже страны Северной Европы, конкурируя с Японией.

Всё это принимает настолько развитые формы, что японцы, вторгшись в Китай после 1937 г., стремятся просто перенять все эти готовые организации на себя в разного рода «К⁰ Развития», в которых акции делятся между правительством Японии и Дзайбатцу. В этом вторжении в Китай англосаксонского «бизнеса» — начинает энергично развиваться и китайская буржуазия, сливаясь с иностранным капиталом во вненациональное единство.

«Недвижный Китай»

Пушкин назвал Китай «недвижным», и это определение прочно запечатлелось в наших умах. Но ведь тоже «недвижной», «косной» во всём мире признавалась и Москва. Точно также говорилось об «азиатской инертности русского мужика», об отсутствии у него прогрессивности, инициативы.

Теперь-то весь мир скажет, что такие определения русского крестьянина были абсолютно неверны. Москва за 700 лет своего исторического бытия сумела сплотить вокруг себя колоссальную страну, в которой собраны многие племена, под водительством «первого среди равных» из народов — великорусского. Уже в XVI веке Московия раскинулась от Балтики до Тихого океана, явив этим доказательство её политического искусства. Правда, исторически выработанный её государственный строй был очень тяжёл, но исторически условия были именно за такой страной: в конце концов, историческая успешность Москвы доказывает целесообразность московского строя, в то время оправдывает этим его. Тем не менее, несмотря на всю тяжесть московского государственного строя, народы Москвы умели, и восставать, и отстаивать свою независимость, умели хранить в себе те народные «искры, из которых потом возгоралось пламя», умели хранить в себе известные принципы государственной и общенародной правды. Подымаясь нутряными народными массами, Московская Русь не раз «потрясала Москвой» в восстаниях Болотникова, Разина, Пугачёва, в восстаниях XIX века. Это были подлинные народные, крепкие революции, искавшие правды и не находившие её, поскольку они ещё не были заострены наукой, знанием, опытом. Тот народ, который ищет ПРАВДЫ, который её чует, тот всегда идёт за ней, устремится за ней, когда, наконец, покажут ему эту правду в ясной осознанной теории.

Героическая эпопея Отечественной войны 1812 г., как равно борьба с поляками в Смутное время, тоже доказательство, что наш изумительный народ никак не «неподвижный» народ.

Удивительным образом дореволюционные и русские, и европейские интеллигенты просмотрели героический характер русской истории, который только Великая Русская Революция развернула во весь рост. Просмотрели потому, что смотрели на русскую историю сквозь условную призму западных схем. Точно также и на Китай весь Западный мир смотрит условно, по-своему, и видит в нём одну «недвижность», «застой», закоснелость, «бескультурье». А между тем, едва ли есть теперь за Советским Союзом другая страна, которая бы так жаждала социальной правды, была бы так готова, чтобы её принять, как Китай!

Чем больше вторгался иностранный буржуазный мир в Китай, тем больше в своих ответах Китай ищет этой основной правды; весь XIX век Китай вспыхивает этими кровавыми огнями, пыльными смерчами своих восстаний.

«Китаец во время своих бунтов обращается в дьявола, который бессмысленно всё убивает, разбивает, грабит», — писал про Китай один долго живший здесь англичанин.

«Страшен русский бунт, бессмысленный и беспощадный», оговорился как-то наш Пушкин.

А между тем, есть известная прямая параллель между, положим, восстанием Тайпинов и нашим Пугачёвским восстанием. Верный инстинкт, чувство несправедливости и тут, и там поднимало народные массы, которым именно не хватало ЗНАНИЯ, НАУКИ, чтобы разобраться в причинах, в следствиях, в путях. И в этом смысле и «государь Пётр Фёдорович» и «Небесный Князь» — Тянь Ван, под каковым именем значился вождь восстания Тайпинов Хун Сю-цзун, очень похожи друг на друга.