Он покосился на спящую Вельмину. Она была такой соблазнительно-хорошенькой, что Итан был готов по рукам себе надавать, прежде чем сграбастать ее в охапку и куда-нибудь утащить. Превращения в дракона не проходят бесследно, сущность жадного до сокровищ зверя оседает пылью в душе — и, верно, отсюда это желание, утащить, украсть то, что нравится…
«Ты будешь вести себя душкой, — напомнил себе Итан, — и помни о том, что хотел оставить ей выбор».
Ругнувшись про себя, он вышел из комнаты, все-таки запер Вельмину снаружи и пошел прочь из гостиницы. Дела сами себя не сделают, уж в этом он был уверен.
***
Столица Аривьена, Ларгос, был заложен ещё в те времена, когда не было ни самоходных повозоκ, ни развитой алхимии, ни каллиграфии. Μагия принадлежала хмурым шептунам, которые использовали слово, мысль и жест, чтобы обрести власть над скрытыми потоками силы. И, κак и полагается городу весьма старому, брал он начало на холме, от древнего замка Лар-Гоос, что в переводе с наречия первых племен значило «Спящий Змей».
Дальше, начиная практичесκи от стен замκа, вниз по склонам холма сползали κаменные дома, разделенные узκими улочками. Дома были κрыты серебристо-серой черепицей, а потом издалека это было похоже на то, как в горах тает снег, и белая целина оказывается разбита сотнями журчащих ручьев. У подножия холма расположилась главная рыночная площадь города, по периметру украшенная семью статуями королей Ларгоса — самых первых, среди которых и основатель Ларгоса, имя которого не дошло до нынешних времен по очень простой причине: имя скрывалось, потому что маг-шептун мог проклясть. И, начинаясь здесь же, от рыночной площади, охватывал город золотой пояс: по приказу кого-то из королей дома, построенные вокруг замкового холма, должны были быть крыты золочеными крышами. Понятное дело, что с годами золото сняли, но традиция есть традиция, и поверх деревянных балок легли блестящие латунные листы, вскрытые специальным алхимическим раствором, чтоб не тускнели.
Все это Итан знал из книг. Но теперь, когда он медленно шагал в сторону рыночной площади, рукописные строки старых фолиантов казались душными и пресными. Город расстилался перед ним, живой, трепещущий, наполненный тысячами историй — как луг по весне наполняется тысячами пестрых цветов.
Итан с удовольствием рассматривал проносящиеся по улицам самоходные повозки. Деревянные обода колес весело тарахтели по булыжной мостовой. То тут, то там, раздавались крики мальчишек, торгующих газетами. Итан остановился у одного из них, купил «Королевское слово» и «Высшее общество Ларгоса» — их он внимательно почитает в номере. Изредка нагретый солнцем тротуар накрывала тень от громадных дирижаблей, что зависли над замком. О том же, что он все ближе и ближе к рыночной площади, возвещали продавцы сдобы с переносными лотками, и торговцы всякими мелочами, булавками, ленточками, дешевыми брошами, латунными цепочками, «которые выглядят как золотые», пуговицами, нитками и всем-всем…
Он остановил продавца, купил два пирожка с мясом, и уже с пакетом из желтоватой хрустящей бумаги неторопливо побрел дальше. Дышалось легко. В самом деле, не нужны настоящие крылья, чтобы парить под облаками. Достаточно просто знать, что старая тварь, так любящая кровь и пытки, больше никогда не заглянет в спальню.
На рыночной площади было шумно. Туда-сюда сновали рубщики мяса, кумушки с корзинами овощей и зелени, детвора. По краям площади яблоку было негде упасть: там причудливо перемежались новенькие самоходные повозки, брички, запряженные лошадьми, и даже повозки, в которые были запряжены механические лошади. Итан, не веря собственным глазам, даже подошел ближе: и в самом деле, механические. Искусно выполненные сочленения на ногах блестели маслом, а вот шеи и корпуса по большей части оказались склепанными из больших гнутых листов железа и блестели заклепками. Итан сделал мысленную заметку, что об этом надо будет обязательно рассказать Вельмине. Ей наверняка интересна алхимия неживого, если уж она с таким рвением и упорством экспериментировала с трансмутацией в живых организмах.
Итан побродил еще немного, любуясь на людской муравейник. Это было ново и приятно глазу, гораздо приятнее, чем балы во дворце, когда все двигаются, словно механические куклы. Итан даже понимал причину, отчего все было, как в заводном кукольном домике: все настолько тряслись перед Лессией, что боялись лишний раз дохнуть. Здесь же, на рынке, все было живо. Он постоял с краю, откусывая горячий еще пирожок, осматривая механических лошадок и витрины ближайших лавок, потом увидел то, ради чего, собственно, и отправился на прогулку. Над скромной лавкой красовалась аккуратная вывеска «Каллиграфия». Итан доел пирожки, бросил в мусорную урну пустой пакет и решительно направился туда.