Дракон в серебряной чешуе

Она была прекрасна, она была совершенна, и я понимала, что влекло к ней мужчин — в ней получила жизненное воплощение сама идея Женщины.

Но меня это вовсе не привлекало, напротив, ибо все пороки, присущие женщине — злоба, подозрительность, зависть — тоже воплотились в ней в чистом виде и притом возведенные в абсолют. Уверена, что до нее только сейчас дошло, что я не та, кем выгляжу, и это вызвало в ней подлинный взрыв злобы. Но я успела подготовиться и тут же подняла жезл с кубком. Пряди ее волос яростно клубились и тянулись ко мне, словно каждая прядь стремилась вцепиться в меня мертвой хваткой.

Потом она расхохоталась. Так могла бы смеяться королева, если бы с ней посмела соперничать последняя судомойка. Она упивалась своей силой.

Отбросив назад волосы, сияющие подобно расплавленному серебру, она принялась заплетать их в шнурки. Я не стала ждать, пока она закончит. Эти чары были мне известны. Они относились к разряду любовных и в изначальном виде считались сравнительно безвредными. Но оборотной стороной любви является ненависть, и такие чары, обратившись своей противоположностью, способны убить.

И я начала заклинать — не вслух, а мысленно. Я неотрывно смотрела на женщину, и так же неотрывно мое заклинание следовало за каждым движением серебряных пальцев, незримо сплетая такую же сеть.

Ее колдовство, разумеется, значительно превосходило силой знакомые мне любовные чары, что неудивительно, принимая в расчет ее природу, однако это были знакомые чары, а это обстоятельство отчасти перевешивало весы в мою пользу. Я думала встретиться с высшими знаниями, магией посвященных, а видела ремесло, которым владеет любая Мудрая Женщина. Правда, это лишь начало, и дальнейший поединок будет трудным и сложным. Изготовив петлю, она не швырнула ее, а стала перебрасывать из руки в руку, не сводя с меня своих черных глаз. Ее оружие — эманация женского начала, призыв плоти — заметно ослабело. И не только это: ее тело уже не было образцом совершенства — руки и ноги вытянулись и утончились, груди одрябли, лицо обратилось в обтянутый кожей череп. Не изменились лишь волосы.

Ее губы исказила презрительная усмешка, когда она впервые заговорила со мной. Не знаю, был ли это голос или мыслеречь.

— Взгляни на меня, ведьма, и взгляни на себя. Что в тебе может привлечь?

Если она хочет принизить мое самолюбие… Неужто она так плохо понимает женщин, что собирается купить даже временный перевес такой ничтожной ценой?

— Разве найдется мужчина, который пойдет за тобой?

Внезапно она перестала издеваться. Подняв голову, отвела от меня взгляд, руки ее замерли, петля из волос обвисла. Казалось, она к чему-то прислушивается, хотя я не слышала ничего. Затем она снова переменилась. Ее тело вновь налилось красотой — предел желаний для плотских утех любого мужчины. И она снова рассмеялась.

— Я недооценила тебя, ведьма. Видно, такой мужчина все же нашелся. Очень жаль. Что ж, с этим ничтожеством тоже можно поиграть. Так посмотри, ведьма, каково могущество… — она встряхнула головой. Отлично — она настолько увлеклась, что чуть было не выдала мне своего подлинного имени. Сделай она это — ей конец. Слишком долго она не сталкивалась с противоборством и потому забыла об осторожности, из чего следует, что я обязана постоянно быть настороже, используя любой ее возможный промах.

— Оборотись же и смотри, ведьма! Посмотри, кто пришел на мой зов, как приходили все те глупцы!

Но я не должна отворачиваться, чтобы не рассеивать внимания. Если Джервон пришел, пусть сам за все и отвечает. Я не могу позволить себе отвлечься от магического поединка. Я скорее услышала, чем увидела движение поблизости, затем в поле моего зрения оказалась рука Джервона, рука с обнаженным мечом, направленным на серебряную женщину. Та запела нежно и обманчиво, простерла к нему руки, и я, женщина, различала в ней все соблазны нашего пола, все обольщения плотских наслаждений, сводящих мужчину с ума. Джервон двинулся к ней. Я не могла его винить, ибо подобное колдовство не способен одолеть даже амулет на его груди. Слишком властные, слишком утонченные чары. И в ответ на них во мне полыхнула злость, точно серебряная женщина покушалась на все, что оставалось мне дорого. Но я была не просто женщиной, я была Мудрой, и все мои порывы усмирились разумом. Из уст ее лился поток певучих и сладких звуков, обращенных к Джервону. Меч в его руке качнулся, острие его уперлось в землю. Другой рукой он ухватился за амулет и рванул его, словно пытаясь разорвать цепочку и отшвырнуть амулет. Однако я ощутила и нечто иное.

Как ни могущественны были чары серебряной женщины, он им сопротивлялся, но не от страха, как бывает с людьми, рвущимися бежать от смертельного искушения. Он боролся, ибо в глубине души сознавал, что в действительности не хотел этой женщины.