Дракон в стогу сена

Бродить по мерзкому лесу приходится долго. И, разумеется, какие-то скрипы, охи, гуканье – не то совы, не то кого пострашнее – все это есть. Так же, как и деревья, пытающиеся нам то веткою ткнуть в лицо, то подножку корневищем поставить, то такую ужасную морду из прутьев и дупл явить, что возникает риск создать побочку тем самым знаменитым способом.

Наконец, находим и поляну, и избушку. Мирная такая, с узорами на ставнях, уютным крылечком и подстриженной лужайкой. Изба совсем не вписывается в окружающий пейзаж. Гусей-лебедей пока не видать, но все говорит о том, что мы прибыли по адресу. Поляна тут, избушка тоже, лебеда-ягода – в изобилии.

Исцарапанные, изможденные, унылые и голодные вываливаемся из леса с мыслью поскорее ввалиться в жилище, чьим бы оно не было. Лишь бы там нашлись вода, еда и скамейка. Почему мы голодные? Так ведь мы не взяли с собой ничего – даже воды. Отчего-то были уверены, что враз и избушку найдем и лебедя заарканим.

Дверь открывается, из домика выплывает бабуленция. Не божий одуванчик, а вполне еще хризантема, хоть и с признаками увядания. Одета в цветастый халатик и тапочки, а в волосах что-то очень похожее на бигуди. Прелесть, да и только. Принимается бельишко на веревочке развешивать, песенку мурлычет.

– Ну, что, – говорит Димитр, – пока не выйдем в побочку, она нас не увидит.

Даем гудок. Старушка словно пробуждается – заметив нас, начинает прихорашиваться, в дом приглашать, и что-то на финно-угорском наречии лопотать. Смысл мы не понимаем – приборы-переводчики еще не включили – но интонации источают дружелюбие. Оглядываюсь, – а лебеды с волчьей ягодой и не видать. Да и деревья нормальные – зеленые; меж ветвей птички чирикают – лес и лес, чего мы напридумывали? Вот что усталость с людьми делает!

Заходим в дом. Посреди избы стоит стол, покрытый цветастой скатертью. На столе: мед, варенье, пироги, лепешки и молоко в глиняном кувшине – благодать. Пожалуйте, мол, гости дорогие. Мы жалуем.

Старушка продолжает жизнерадостно тараторить. Включаем приборы-переводчики и не удивляемся услышанному: здравствуйте, гости дорогие, как я рада, угощайтесь, вы, поди, утомились… Ну и так далее, в том же духе.

«Нас будто ждали, – думаю. – Вряд ли у бабки целый день поперек избы стол, уставленный пирогами горячими».

Тут, вспомнив хмурый баюновский взгляд, решаю, что ни есть, ни пить не стану. Бдить буду. Незаметно достаю из кармана жестяную коробку с леденцами и кладу в рот конфету. Я люблю леденцы, да и выручали они не раз. Вот, например, как сейчас, когда ужасно хочется жрать.

Грустно гляжу на довольные, жующие морды изувэров и вспоминаю Янцзы. Наверное, с такими же довольными харями они и шашлык жрали, пока я бился головой о резиновый пол и жаловался на потенцию. Э-эх, судьба моя, судьбинушка!

Изувэры под бабулькин несмолкающий треск, трескают угощенье. Я же недобрым голодным взглядом осматриваю помещение.

– Что же ты не пьешь, не кушаешь, внучек? – слышу я перевод. И вновь чудится мне, что старушку факт моего гастрономического воздержания озадачивает больше, чем должен бы.

– Пью, пью, – вру я радостно и делаю вид, что из чашки отхлебываю.

Смысл беседы изувэров с гостеприимной бабкой тоже вполне ожидаем: кто такие, откуда? куда путь держите? а вы как тут – совсем одна? не страшно – не скучно? да, вот – путешественники, изучаем красоты-диковины; да, я не одна – зверюшки-пташки мне друзья… В таком ключе, примерно.

– Бабуля Ягуля, – пытаюсь я создать доверительную атмосферу, – а не подскажешь ли, где у вас тут Горыныч Змей обитается? Очень мы взглянуть на него хотим.

– Ох, внучек, – качает головой старушенция, – взглянуть бы тебе не удалось. Он бы враз тебя изжарил. Да только, – продолжает она печально, – нет больше нашего Змея Горыныча. То ли уснул на века, то ли вовсе сгинул. Я уж его пять зим не видала.

– А что, – спрашивает Димон, – может вы другого какого-то знаете Змея Горыныча? Пусть и подалеку отсюда. Мы слетаем, нам не впервой. Мы с ним селфи хотели сделать.

– Ох, внучек, это он ее с вами сделал бы, – отвечает бабка, откусив пирога, – точно тебе говорю. Но других я не знаю, – продолжает она, рассудительно жуя, – к вашему счастью. К нашему, то есть, – улыбается она, показав большие и острые зубы. Вот что называется обезоруживающей улыбкой. Увидев такие зубы и оружие бросишь, и руки вверх вскинешь.

На всякий случай кидаю взгляд на наши котомки. Они свалены в сторонке на лавочке – не сразу и достанешь-то бластеры. Хорошо еще, что я саблю не отвязал, когда за стол садился. А вот Реджи свой меч к косяку прислонил.

– Вхолостую, – тихо говорит нам Димон. – Может, хоть с лебедями повезет.

Возвращаюсь к осмотру. Всего в избе одна комната. Слева от входа, в закутке – печь и рукомойник, справа – кровать. Прямо напротив двери – стол, за которым сидим. На кровати – покрывало какой-то мутной расцветки, на печи – сковороды, да жаровни.

Пищит таймер. Прошло четырнадцать минут. Пора готовиться к прыжку в новую побочку. Окидываю взглядом изувэров – они выглядят сытыми, довольными и осовелыми.