Многочисленные местные рыбаки указывали путь, и до Аскефьорда он добрался без приключений. С Дозорного мыса взвился белый столб дыма – его заметили, но один корабль с дружиной человек в тридцать-сорок здесь не посчитали угрозой. С берега закричали, спрашивая, кто и к кому, Бьярни назвал себя, и к нему приблизился кормчий на лодке, чтобы провести мимо подводных камней.
– Конунг дома должен быть, – охотно говорил кормчий, коренастый мужчина с обветренным лицом и двумя косами. – Он обещал, что теперь уж до самой зимы никуда не тронется, так что ты его, скорее всего, в Аскегорде и найдешь.
«Синий Змей» встал у песчаной площадки, носившей название Конунгов причал, и хотя усадьбы отсюда видно не было, кормчий указал тропинку, уводившую вверх по берегу через сосновый бор.
– По тропе иди, и там Аскегорд будет. Не ошибешься – у него над крышей большого дома ясень растет, такой дом у нас во фьорде один. А может, он и на свете такой один, как знать?
– Я, по крайней мере, о других подобных домах не слышал, – честно ответил Бьярни.
Аскегорд, открывшийся взгляду за сосняком, ничем особенным не поражал. Только ясень над крышей, а так – усадьба средней руки, бывают и побольше. Ворота стояли открытыми. Люди во дворе спросили у Бьярни, кто он и откуда, он назвал себя, и сразу несколько человек побежали внутрь предупредить хозяев. И Бьярни пригласили в дом.
Войдя, он первым делом оказался на просторной кухне. Близилось время ужина, женщины хлопотали у длинных столов, стуча ножами. И почти первая, кого Бьярни увидел, была Раннвейг. В рубахе и в длинном сером переднике, она стояла у стола, держа в одной руке нож, а в другой – очищенную морковку, и смотрела на Бьярни с таким изумлением и восторгом, будто ей явился кто-то из богов.
Бьярни застыл на месте, увидев ее, и она шагнула к нему.
– Ты приехал… – пробормотала она. – Ты нашел нас… Бьярни, ты вернулся!
– Да. – Бьярни улыбнулся и шагнул к ней.
Раннвейг бросила нож и морковку, подалась к нему – как-то так получилось, что они оба сделали движение навстречу и словно влились друг к другу в объятия. Бьярни прижал к себе хрупкую девушку, чувствуя под руками каждую косточку, и почему-то это перевернуло в нем сердце, наполнило теплом и восторгом. Именно в это мгновение он в полной мере ощутил торжество и счастье от всех своих свершений, потому что принес их, как драгоценный дар, именно той, которая сильнее всех желала ему успеха; откуда-то возникло удивительное чувство, будто сейчас, в объятиях этой девушки, он наконец-то по-настоящему дома.
– Я ждала… Я знала… – шептала Раннвейг. – Я каждый день ждала тебя. Ведь ты сумел? Ты добился?
– Да! – Он прижал к себе ее голову и поцеловал в теплые густые волосы. Эта девушка, которую он до того видел всего один-два раза, сейчас казалась ему по-настоящему близким существом, потому что всей душой, без мысли о себе, радовалась его успехам и даже самому его существованию на свете. – Все вышло так, как ты говорила. Я нашел моих королевских родичей, я даже сам стал королем на одном острове. Я даже взял в жены тамошнюю королеву…
– Вот как… – Раннвейг отстранилась, на ее лице отразились грусть и разочарование. – Значит, ты…
– Она осталась там, она отпустила меня, – успокоил ее Бьярни. – Мы расстались по-хорошему, когда я понял, что мне не судьба остаться на Зеленых островах на всю жизнь. И я свободен выбрать себе новую жену.
– Значит, ты все-таки сможешь жениться на Инге? – Раннвейг подняла на него глаза и тут же снова опустила.
– Не знаю, захочу ли я, чтобы это была Ингебьёрг. Где она, кстати?
– Должна быть в девичьей. – Раннвейг огляделась, а потом снова глянула на Бьярни. – Ты не подумай, мы… Нас никто здесь не тронул, и если ты возьмешь ее в жены, то не будешь этим опозорен.
– Но буду ли я счастлив, если возьму в жены Ингебьёрг? Принесет ли мне счастье женитьба на той, что меня не любит?
– Но, может быть… – начала Раннвейг, глядя на него, и в глазах ее отражалась убежденность, что Бьярни просто нельзя не любить. Что если кто на свете и заслуживает любви, то только он!