Драконье гнездо

Руди с трудом удержал меня, когда я запрокинула голову и выгнулась.

Разделение. На меня — которая лежит на его руках. На меня, над которой склоняется Дрейвен. Он невообразимо нежен — и я сразу откликаюсь на эту чувственную нежность. Та, которая на руках Руди, сжимается, крючится от страха: сейчас уиверн обозлится и порвёт на мне блузку! Та, которая видит блаженствующее лицо Дрейвена, расслабляется в его ласковых руках, в его сумасшедшей нежности…

… С моего лица сдёргивают тряпку. И вместе с нею отнимают лицо Дрейвена.

— Дыши!

Вдох. Привычно прохладный запах лестниц. Увидела встревоженное лицо Руди — в свете валяющегося рядом вирта. Вдох — пришла в себя мгновенно. Он, сидевший — придерживая меня — на полу, громко выдохнул и уселся уже с опорой на стену. Я головой у него на коленях. Лежала, наверное, с минуту, прежде чем вспомнить всё. Потом секунды раздумывала над вопросом, озвучила:

— Что… это было?

— Слизни. Жрали какого-то бедолагу. Я поджарил их вместе с человеком, но забыл тебя предупредить, что дымом от них нельзя дышать. Галлюцинации вызывает.

Оказывается, он отстегнул мой собственный капюшон от куртки и им закрывал мне рот и нос. Мисти сидел рядом, насторожённо заглядывая вниз.

— На кота… не действует?

— На этого — нет. Как себя чувствуешь?

— Как обкуренная.

— А чего только как? — Руди улыбнулся с облегчением и выдохнул: — Фу-у… Я уж испугался. Ты выглядела так, что хоть скорую из психушки вызывай.

— Руди… Ты человека убил. А спасти — никак нельзя было?

— Они его почти доели. Что спасать?

Меня передёрнуло от его простых слов, сказанных вроде как даже в раздражении: «Как, мол, ты этого не понимаешь? Всё просто!» Но полностью предаться сладкому ужасу, посмаковать его, представляя в красках, что именно сделали склизкие, бледно-белые слизни, не удалось. Хотя очень хотелось. Руди потом сказал, что это, желание увидеть гадостное, — пост-эффект обдолбанности от слизней.

Новый шум внизу, на лестницах, постепенно распадающийся на отдельные голоса и вопли, быстрый бег и топот заставил меня поднять голову с коленей Руди. Тот только вздохнул, и мы поднялись.

Голоса очень быстро стали ещё различимей — на фоне нетерпеливого рычания и визга, чем-то очень знакомых. Не знаю, что уж придумал себе Руди, а может, он по жизни всегда был отчаянным. Но, не сговариваясь, мы оба помчались навстречу кричащим. Нам же навстречу нёсся рваный свет. Он исступленно бился во мраке, словно пытаясь слететь с кончиков импровизированных факелов. Факелы же оказались не столько светильниками, сколько оружием, которым беглецы отпугивали преследователей.

— Сюда! — крикнул Руди, когда беглецы нерешительно замерли на площадке с влажными ошмётками слизней. И те, высветив нас, поспешно зачавкали по жидкой слизи, перед которой их преследователи тоже сначала было застыли, подозрительно принюхиваясь к плиткам, наполненным гнилостно-белёсой лужей.

Мы почти столкнулись на лестничной площадке, на которую взлетели беглецы.

Двое мужчин и девушка отбивались от «пауков». Слава небесам, что при виде нас люди не испугались или не опустили с облегчением руки.

Бесконечные лестницы превратились в доисторические пещеры, а мы — соответственно, в пещерных людей. Трое беглецов проскочили на лестницу выше, а мы с Руди принялись в упор расстреливать мутантов. Честно говоря, у меня мелькнуло разок подозрение, что беглецы сбегут и от нас. Но они нерешительно постояли на лестнице несколько секунд, переглянулись — и спустились. Свет, который они нам предоставили, был, конечно, адский, поскольку беглецы время от времени били им по мордам прорывавшихся «пауков». Но свет есть — и это главное!

— Вы полиция?! — крикнул кто-то из мужчин, яростно орудуя своим факелом.

— Сами по себе! — ответил Руди, и мужчина встал рядом с нами, с видимым облегчением лупя живым огнём по страшным мордам.

«Паучья» стая оказалась довольно многочисленной. Видимо, где-то мутанты сумели прорвать ловушки миротворцев. Дрались они в попытках убить нас и проскочить опасное место — так, что это вызывало невольное уважение — и ярость. В этом противостоянии ясней ясного стало: «паукам» отступить — умереть, значит, единственное, что остаётся — попытка пройти мимо нас. Или по нашим трупам. Но в любом случае — закусив нами.

Рёв, рычание с переходом в предсмертный визг, фырканье огня, грохот выстрелов.

Я видела и слышала, сильно ограниченная «территорией» вокруг себя. Впечатление, что постоянно прорываю живую, оскаленную стену, которая частями пытается обрушиться на меня.