Драконье серебро

— Слушай, а ты откуда все это знаешь? — заподозрила я неладное. А то мало ли, вдруг в байке о семерых детях, ожидающих прислужницу, есть хоть доля правды? Ну хоть одна седьмая? — Ты что же…

— Я? — округлила глаза бывшая кухонная прислужница. — Ой, да кто же мне венец наденет, я же сирота! Меня риар не пометил и дочерью Дьярвеншила не назвал. Такую никто женой не возьмет, а без венца я сама к себе не подпущу, в нос дам и сбегу, если что! Это все прислужницы рассказывали друг другу, а я слышала. Я умею быть незаметной.

В ее голосе не прозвучало горечи, а мне вот стало грустно.

— Скажи, а что надо сделать, чтобы стать дочерью Дьярвеншила?

— Полезной стать, нужной этому городу, — легко пояснила девушка. И сразу сбросила меня с небес на землю: — Только это лишь риар может определить. Была бы я мальчиком, могла бы пойти в воины, они получают имя и без риара, кровью и силой. А мне вот можно лишь надеяться, что риар однажды захочет назвать вольнорожденной девой, подарить новое имя, свою кровь и защиту. Может, лет через двадцать я заслужу такую честь, если перворожденные будут ко мне милостивы.

Я хмуро уставилась на стекающую в дыру грязную воду.

— А как ты вообще в башню попала?

— Так прежний риар Ингольф-хёгг разрешил остаться две весны назад! Увидел возле хлева, я там у прежней хозяйки по хозяйству помогала, и велел в башню идти. Сказал, что пару лет подождет, а потом я пригожусь!

Я до хруста сжала челюсть, слушая болтовню девочки. И с ужасом понимая, почему старик решил оказать милость прислужнице. Анни была на редкость хорошенькой даже сейчас, а года через три расцветет в настоящую красавицу. Пару лет подождет? Вот сволочь старая! Да она же ребенок! Даже не понимает, чего избежала со смертью риара.

— А новый риар… — заранее холодея, спросила я. Кто знает, какие тут порядки?

— Жених твой? — удивилась девочка. — Он меня даже не видит.

Мы помолчали, пока я пыталась промыть волосы под брызгающей струей. И всерьез задумалась, не легче ли с такими условиями жизни вовсе отрезать пряди, чтобы не мучиться. Останавливало лишь то, что на фьордах короткие стрижки не приняты, а я и так отличаюсь от местных. Боюсь, за модную ультракороткую прическу могут и побить!

Усмехнувшись своим мыслям, я снова плеснула в лицо и вылезла из так и не нагревшейся бочки.

— Вот, так-то лучше, теперь ты и не похожа на йотун-шагун, лирин! — радостно улыбнулась Анни и протянула мне тряпку, чтобы вытереться. — И платье я тебе утром принесу, как почищу и пришью заплатки! И завтра же начну шить новое, ткань мне Брида дала.

— Она тебя не обижала? — всполошилась я.

— Что ты, лирин, после того что в кухне случилось, Брида сама не своя. Шипит, злится, но ткань мне выдала самую лучшую! И даже за волосы ни разу не дернула! И оплеухи не отвесила!

Я подумала, что надо рассмотреть вариант со сбрасыванием старухи со скалы.

— Почему ты называешь меня лирин?

— Так лирин ты и есть! Та, на кого риар надел венец. Лирин! А когда поясом обзаведешься, станешь женой. Или у нас говорят — венлирия. Опоясанная, значит. Мужняя.

Я закуталась в ткань, и мы вернулись в спальню. От одинокой лампы на стенах плясали тени и желтые сполохи, а я отчаянно моргала, пытаясь рассмотреть больше в этом тусклом свете. Мне, жителю города, в котором даже улицы светились от фонарей, неоновых вывесок, экранов, телефонов и витрин, казалось невозможным жить в такой темноте. А вот моя помощница чувствовала себя вполне комфортно и порхала веселой птичкой, легко ориентируясь и без проблем находя нужные вещи.

— Садись сюда, лирин, — скомандовала она. — Тут теплее и из окна не дует! Волосы надо высушить, иначе ты можешь заболеть. А я пока принесу тебе ужин!

— Анни, кто такая Солвейг? — наконец решилась я задать главный вопрос. Но девочка сразу сжалась, дернулась испуганно и зашептала, косясь почему-то не на дверь, а на каменные стены.

— Лучше тебе о ней не спрашивать, лирин! Лучше не надо! А то риар разъярится, а это всегда оканчивается плохо! Черная его ярость, страшная… Такая, что и йотуны бегут. Это имя нельзя произносить. Запрещено.

— Вот как? — я прикусила губу, но настаивать не стала. — А про хёггов можешь сказать? Сколько в Дьярвеншиле черных хёггов?

— Так двое, нареченная. Сам риар и Хальдор-хёгг.

— Хальдор? — перед глазами встало лицо черноглазого красавца. Да, так его зовут…

— Еще есть Рэм-хёгг, но он не черный, он снежный. Дьярвеншилу повезло. Сиди здесь, лирин, я скоро!

И не успела я опомниться, как шустрая прислужница притащила деревяшку, на которой лежал кусок вареной рыбы, несколько печеных картофелин и сухая лепешка. Еду я разделила с девочкой, поймав ее взгляд на доску и слегка погрызенную с одного бока картофелину. Очевидно, Анни не сдержалась, пока несла мне угощение. Есть ужин лирин Анни испуганно отказалась, так что пришлось приказать. Еда, показавшаяся мне пресной и невкусной, вызвала на лице девочки счастливый румянец и благодарную улыбку. А я ощутила, как внутри медленно, но верно разгорается злость. Внимательно осмотрела тощую фигурку подростка, и злости прибавилось.

Да что они здесь себе позволяют?