Драконье царство

— Хотя скольким из них не увидеть ни этого заката, ни завтрашнего рассвета, — продолжил я с ностальгическим пафосом. — А потом будет то же самое. И сперва каждый закат будет казаться все кровавее, а потом это войдет в привычку. Потом надоест и станет злить. Потом, быть может, станет безразлично.

Гарет посмотрел на меня озадаченно, и в то же время завороженно, будто слушая сказку.

Я подмигнул ему, присел на бугорок рядом и бросил в реку камешек. Кабал, толкаясь, пристроился между нами.

— О чем ты думаешь, глядя на эту реку? — спросил я.

— Она течет, — грустно ответил Гарет. — Она холодная.

— Тут трудно поспорить.

— А о чем думаешь ты?

— О том, какого она цвета.

Река на рассвете — алого цвета,
Нежного алого цвета.
Цвета рассвета,
Жизни привета,
Льющейся крови примета.

Качнутся знамена парящим драконом

Над тучами сказочных орд, —
В огнь увлеченных,
Тьме обреченных,
Алчности райских ворот.

Раскинув на поле ряды и колонны,

Замерли тьмы муравьев,
И ринулись строем,
Мешаясь все роем,
В мерцающий пестрый покров.

Алого цвета, цвета рассвета,

Звоном бегущих ручьев,
Средь маргариток
Травам напиток —
Из усеченных голов.

Мы молча посидели на бугорке, бросая в реку мелкие камешки.

— Но почему цвета рассвета? — спросил наконец Гарет.

— Потому что порой уже на рассвете бывает ясен закат. Закат не бывает неожиданным для того, кто видел его еще на рассвете.

Гарет долго молчал, и видно было, что он колеблется — сказать ли то, что его тревожит или нет. Я не стал ему мешать.

— То есть, ты уже на рассвете знал, каков будет закат?

— Не для меня. И знаешь, это далеко не худший закат из всех.

— Конечно, нет, — в голосе Гарета прозвучало удивление. — Ведь мы же победили!

— Он хорош не только тем, что мы победили, а тем, что крови было гораздо меньше, чем могло пролиться.

Гарет шумно выпустил воздух и обернулся, оживившись.

— Значит, ты тоже не любишь кровь?!

— Конечно, дружок. Ни один нормальный человек ее не любит. Если он начинает ее любить, лучше его сразу прикончить, чтобы меньше было крови.

Он посмотрел на меня, явно повеселев, и уже совсем не такой зеленый как раньше.

— А я-то думал, что со мною что-то не в порядке…

Я ухмыльнулся, а через секунду мы оба расхохотались. Гарет упал на траву, отпихивая вертящегося вокруг Кабала, я схватил пса за шкирку, и вместе с ожидавшими нас Олафом и Кеем, мы дружно отправились немного попраздновать нашу победу на ночь глядя, вместе со всем начинающим скучать в наше отсутствие обществом. В конце концов, должны же и в победах быть какие-то положительные стороны. И надо же было проследить, чтобы не все перепились в присутствии такой оравы саксов.

Лагерь не затихнет до рассвета. Он не только стал шумнее, он вырос в одночасье в несколько раз, и хоть это была весьма разношерстная банда, все это чудовище приводилось в движение одним рычагом. Стронутым когда-то пророчествами Мерлина, серией случайных, необъяснимых для этих людей, да и не только для них, происшествий, и даже самомнением Кольгрима, не позаботившегося о том, чтобы стать популярной личностью среди собственных союзников. Они пришли к нему лишь потому, что всех их по отдельности он с легкостью мог раздавить, но теперь они стали частью совсем другого дракона, частью органичной, и смертоносной. Этот дракон лежал, мерцая огненной чешуей костров, на нескольких склонах холмов. Чуть в стороне, как отведенное крыло, стоял лагерь Кадора.

И красный дракон на воткнутом в вершину холма штандарте хвастливо расправлял крылья в отблесках костров. Над погасшими змеиными извивами меняющей свой цвет реки.

V. Саксонский порт

Солнце побледнело, медленно растворяясь в поднимающейся от серого моря хмари. Мы прождали в засаде почти весь день и начали уже беспокоиться, не зря ли мы тут сидим. Сидели мы на пустынном берегу в ожидании флотилии одного из самых известных союзников Кольгрима, саксонского предводителя Хельдрика, в наиболее вероятном месте его высадки. Эта часть побережья так часто служила гаванью саксонским кораблям, что ее даже прозвали Саксонским портом, да и по данным разведчиков, переданным с удобных прибрежных высот, флот Хельдрика, насчитывавший почти полсотни кораблей давно уже был замечен движущимся в этом направлении. Трудно сказать, не было ли разумнее ему подойти ближе к Эборакуму. Возможно, Хельдрик отчего-то разочаровался в Кольгриме и решил действовать самостоятельно, полагаясь на большую удачу и презирая проигравших, а может, ни в чем и не разочаровывался, а просто действовал как действовал, и все шло по плану.