Драконье царство

Разнервничавшийся Кей, всегда сдержанный, при встрече буквально бросился мне в объятья от облегчения — оттого что все, как будто, кончилось хорошо, или хотя бы просто кончилось, одновременно прося прощенья за то, что задержался, и за то, что поспешил. Завидев за его спиной и Леодегранса и Ланселота, я заверил его, что пришел он как раз вовремя, хотя спешить еще было совершенно некуда, поблагодарил за отменную выдержку, по обычаю, по-братски расцеловал и похлопал по плечу. Потом направился к этой самодовольной воинственной парочке и чуть не высказал им обоим все, что я о них думаю. Но по дороге, где-то на третьем шаге, выдохся, так что ограничилось все обычными приветствиями, поздравлениями и ворчаньем, которое они уже отнесли исключительно на счет моего собственного недальновидного самомнения и решили отнестись к нему великодушно и снисходительно. Ладно уж, потом разберемся, сейчас недосуг. Ледогранс начал нести какую-то воодушевленную ахинею, которую я слушал вполуха или даже мимо уха. Так как только позднее, с некоторым священным ужасом, осознал, что в этот момент он дал обет непременно выдать за меня свою дочь. А я, по рассеянности, согласился.

Тогда же меня больше заботило восстановление вокруг какого-никакого порядка, счет живых и павших — когда каждое изможденное живое знакомое лицо вселяет необузданный оптимизм, а неживое тяжелую усталую горечь, и, разумеется, похороны.

На большой костер Беовульфа был возложен рядом с ним на почетном месте и сам Кольгрим. Вокруг разместилось множество павших саксов. Рекомендации тем, кто должен был попасть в это избранное общество давали их уцелевшие товарищи. Не обошлось и без обычных жертвоприношений, но их было немного, и раз все без исключения их участники находили их торжественными, мы не вмешивались. Для остальных — все бы все равно не уместились, были устроены костры поменьше. И костры эти горели затем всю ночь. Зарево от них, говорят, было видно чуть не по всему острову. А при этом свете продолжали еще рыть могилы и для павших бриттов. Победа тоже не сплошное веселье, а еще и нелегкий физический труд. И жуткий осадок, и очередное рассыпание в прах обыденных жизненных ценностей. А примирение с тем, что случилось, может быть, придет когда-нибудь потом.

С такими-то победными мыслями я и отправился наконец спать в заботливо приготовленную мне среди такого бедлама персональную благоустроенную палатку. И не подумав зажигать свет, я упал приблизительно туда, где была прикрыта плащом из волчьей шкуры моя походная кровать, и в предрассветном почти затихшем наконец лагере на время прибавился еще один убитый.

Разве это было не справедливо?

XIV. Эборакум

— Сон разума порождает чудовищ, — услышал я где-то над ухом голос Ланселота. — Присутствующие здесь чудовища собираются просыпаться?

— Какого дьявола ты делаешь в моей палатке ни свет ни заря? — проворчал я, проснувшись, но и не подумывая открывать глаза и высовывать нос из свалявшегося волчьего меха.

— Уж полдень близится, — укоризненно молвил Ланселот. — Кстати, Гавейну с Галахадом тоже интересно, куда ты собираешься девать эту прорву захваченных саксов. Ведь не перебить же, да и продать в рабство за бешеные деньги тоже вряд ли…

— Идите-ка вы к черту… — беззлобно возмутился я. Понятно, что Ланселот шутил, но я все-таки спросонья немного обиделся.

— Ага, — вздохнул самым шальным образом мой старый добрый приятель. — Именно так мы и поняли. Так все-таки, что мы будем делать с этими потенциальными толпами мародеров?

— А ничего.

— Миль пардон? — теперь голос Ланселота зазвучал несколько обиженно.

Я вздохнул, оторвал нос от постели, открыл глаза и сосредоточенно поморгал в сторону стенки палатки. Светлая. И вообще светло. И не красное костровое зарево. Похоже, там снаружи солнце. Очень мило.

— Мы же не собираемся отпускать их на произвол судьбы, — сказал я, переведя взгляд на сидящего рядом на корточках Ланселота. Ага, так и видно, что столичный житель, только что из Камелота… — ишь, какой щеголь, будто не он недавно носился по всей Малой Британии и за ее пределами, выбивая пыль из бедняги Хлодвига. Я невольно тепло улыбнулся. Ланселот тоже отрешенно мягко улыбался, но на всякий случай не забывал критически покачивать головой. — Мы проводим их до самых стен Эборакума, — с лишь чуть-чуть преувеличенной серьезностью заявил я. — Лично.

— А дальше? Надеюсь, не так, как поступил Ричард Львиное сердце под стенами Акры?..

— Это ты о чем? — спросил я с подозрением.

— Ну, тебе лучше знать. Кто у нас был Ричардом?

— Нет, — возразил я твердо, — под стенами Эборакума я тоже никого резать не собираюсь.

— Стало быть, отпустишь их там, где они и окопаются для дальнейшего сопротивления! — радостно заключил Ланселот.

— Ага. Угадал.

— Идиотизм. Впрочем, я его почему-то одобряю, — признался Ланселот с некоторой печалью.

— Вот уж не сомневался, — усмехнулся я.

— Лучше бы усомнился. Как-то оно…

Эх, Ланселот… все-то тебе не так.