Драконье золото (СИ)

По лицам сидящих у стола военачальников было видно, что речи Ристерда не убеждали. Это раздражало императора, что было видно по глазам, хотя внешне он оставался совершенно спокоен. Придавало спокойствие и то, что принцесса, как и многие женщины до неё, скоро окажется в его власти. Правда, он не думал, что у неё хватит дерзости явиться прийти сюда, но он не придал этой выходке острого значения — избалованность и только. Признаться, ему было тяжело — слишком непредсказуемы западные женщины. В них нет покорности, и, несмотря на телесную открытость, не всегда можно с уверенностью сказать, что у них в голове. Особенно в голове принцессы Сибхайона.

Дальнейший совет прошел без вмешательств Фроны, хотя ей приходилось тяжело от пустой болтовни и глупых попыток оправдать трусость императора. Вчера Фрона дала согласие на просьбу императора, в надежде, что тот снимет вето на посещение принцессой военного совета, который, в конечном итоге, пришлось брать штурмом, и она ожидала услышать тут больше, чем перекидывание раскаленного угля из рук в руки.

***

Фрона стояла перед отцом, уперев взгляд блестящих от злости глаз в заострённые носы своих туфель. Надо же, её — принцессу! — отчитывает отец, как нашкодившую маленькую девчушку. Неслыханная дерзость и противоречащая всему недальновидность короля смущала и сбивала с толку.

— Неподобающе! Именно так. Ты заставляешь краснеть меня перед советом? Пусть мои люди знают, что я позволял своим детям слишком многое. И к чему это привело? Из дочери выросла нахальная, невоспитанная особа, для которой отеческий указ, указ короля ничего не значит! Не стесняешься военачальников, так прикуси свой острый язычок и умерь пыл перед императором! — бас короля гремел под высоким сводом кабинета и наверняка распространялся за его приделами. Принцесса медленно, но верно краснела, охваченная бессильной яростью. Ведь она знала, что была права!

— Отец, я…

— Не перебивать! — король никогда до этого не повышал голос ни на кого из своих детей. Это было неожиданно, страшно, обидно, от чего оставалось горькое послевкусие.

— Отправить бы тебя в колонию, на острова, изучать высокое искусство, но твоя мать этого не переживёт.

Филандер взял перерыв и принялся расхаживать по кабинету, громко выпуская воздух сквозь сжатые губы.

— Ваше Высочество, я самонадеянно верила, что смогу, как вторая наследница трона Сибхайона, занять место подле вас на совете. Так же мне казалось, что моё появление сможет оказать благотворное влияние на сам совет, так как я являюсь отражением вашего первого наследника, принца Дороса, который по известным вам причинам не может сейчас отстаивать свои интересы.

В голосе Фроны появились незнакомые королю нотки, напоминающие собой манеру формального отказа Дороса. Филандеру захотелось смягчиться, но он вовремя себя одернул — разве не излишняя мягкость к дочери довела его до этого всего?

— Прошу, не позорь меня.

— Он что-то задумал…

— Я вижу! — рявкнул король. — Глупая девчонка, давно перестала куколок наряжать? Позволь мне решать.

— Отец! Я… — Фрона глубоко вздохнула, не давая обиде и злости выбраться наружу. — Я виновата. Прости. Но я готова на что угодно… если этот… южанин намерен сделать только хуже, уж не знаю, что ему надо…

— Я всё понимаю. Не теряй веру в меня. — Тон короля стал мягче, однако всё ещё оставалась строгость и решительность. — И я вижу, что ты что-то задумала.

— Ничего страшного, да император сам не прочь поиграть, как я вижу.

— Какие же вы ещё дети. И он хорош. Всё, ступай.

***

Шепот ночи не давал уснуть. Фрона сидела на краю дивана и смотрела в темноту комнаты, стараясь унять дико бьющиеся сердце. Она чувствовала, что с Доросом что-то происходит. Неизвестность мучила. Руки и плечи тянулись к полу, словно на неё опять надели парадную мантию, а ноги подло стянули веревкой. Зачем она встала? К постели теперь не вернуться. Спать на диване? Чтобы поутру Ганс с испуганным вскриком начал звать на помощь, — какой кошмар, принцесса спит в гостиной комнате, на грубом диване! А на чем спит Дорос? И спит ли вообще?

Пара слезинок, которых не удалось сдержать, холодом прокатились по щекам. Фрона спрятала лицо в ладонях, заставляя себя вспомнить, кто она и кто Дорос. Пусть он не первый меч королевства, зато ума ему не занимать — если дракон способен думать, Дорос задурит тому голову, и найдет способ вернуться или дать о себе знать. Это же Дорос, а не какой-то лорд в красных туфлях.

Всё же уснула принцесса не там, где следует, и Ганс, один из самых ранних людей дворца, пришедший готовить подопечную ко дню, поднял панику. Филандер настоял на том, чтобы дочь весь день провела в своих покоях под присмотром целителей, леди Лиадан, прославившейся бесстрашием перед гневом наследников, и, конечно же, Ганса, хотя того самого ещё пару часов приводили в чувство.

— …с великим уважением, Император Ристерд.

— Порви и выкинь.

— С удовольствием, но, думаю, Ваш отец расстроится, если в Империи опять начнется гражданская война…

— Ганс, дорогой, с Императором я сама справляюсь и без войн. Записку порви.

— Отвечать не будете?