— Не думаю, что ему понравится, что ты распустил о нем слухи среди цыган.
— Не только среди цыган, ведь этот слух дойдет и до наших. Причем, именно благодаря цыганам максимально быстро.
— А если ваши воспримут его не так, как ты ждешь?
— На самом деле, я все проанализировал, ведь у меня осталось достаточно связей среди нашего брата. И я уже и Ставрасу говорил, что в заговор совета вовлечены единицы, в то время как все остальные просто понятия не имеют из-за чего весь сыр-бор.
— Из-за Вольто?
— Да.
— А если Совет пошлет за ним кого?
— Думаешь, Ставрас позволит кому-нибудь причинить вред его мальчишке? Очень сомневаюсь. Да, этот дракон сам кого хочешь порвет, как бобик мочалку, за него.
— Я не думаю, я знаю, что порвет, — обиженно пробурчал Мур и тяжко вздохнул.
Гиня спохватился.
— Кстати, — обернувшись к нему и отставляя почти полную чарку на стол, лукаво улыбнулся он. — Я уже закончил.
— Фил?
— Идем, — шагнув к оборотню, шепнул масочник ему на ухо.
Тот, не веря своему счастью, стиснул его в медвежьих объятиях и уткнулся лицом в шею, жадно вдыхая запах разгоряченной от танцев кожи.
— Фил, я…
— Я знаю, — тихо рассмеялся тот, зарываясь пальцами ему в волосы. — Просто верь мне, Мур.
— Хорошо.
Шельм лежал щекой у Ставраса на животе и блаженствовал. Дважды за эту ночь достигнув ранее неведомых вершин блаженства, он просто тихо млел от счастья, подспудно размышляя о том, когда можно будет напомнить Ставрасу, что ему как человеку, лишь прикосновения, пусть и таких будоражащие, для выражения своей привязанности все же недостаточно. Лекарь перебирал пальцами его спутанные волосы и тоже молчал, но не спал. И тут шуту пришла в голову одна мысль, полностью увлекшая его, и он спросил:
— Ставрас…
— Ммм?
— А как оно у драконов происходит?
— Ну, самка складывает крылья, ложится на спину, а самец опускается сверху, и что? А хвосты не мешают? Мне кажется, они должны стать довольно существенным препятствием.
— Нет. Они вполне себе удобно свисают вниз.
— В смысле? — Шельм даже голову приподнять попытался, но Ставрас вернул её обратно.
— В прямом, — все так же расчесывая его волосы пальцами, задумчиво продолжил лекарь. — Вот вы люди называете это актом любви или актом соития, так?
— Ну?
— А у нас это акт безграничного доверия.
— Почему это?
— Какой ты недогадливый, — поддел лекарь, и прежде, чем шут успел возмутиться, все же пояснил: — Потому что все это происходит в воздухе. И в процессе самец держит её, понимаешь?
— Ничего себе, — тихо присвистнул Шельм. — А почему именно доверия, ведь, если он отпустит, она легко расправит крылья до того как упадет?
— Нет. Не успеет. Вот ты себя сейчас как чувствуешь?
— Не знаю. Счастливым.
— Расслабленным, — поправил его лекарь, но ответ шута ему куда больше понравился и он даже улыбнулся, а потом, посерьезнев, вздохнул. — Вот и у драконов так же. Так что, теоретически, если самец не желает потомства, или еще по каким причинам, он легко может сбросить её на острые скалы. Вот так-то.
— И что, такое тоже бывает? — тихо уточнил Шельм, понимая уже, что да, бывает и, по-видимому, довольно часто.
— У драконов, не связанных с людьми, да.
— Недалеко вы все же от зверей ушли.
— Напротив, иногда мне кажется, что дальше вас, но от этого сделались лишь хуже.
— Ясно. Ладно, не хочу о грустном.
— Ты сам спросил.
— Угу. Ты уверен, что мне не нужно перелечь?
— Нет, если сам не хочешь. Мне не тяжело, не волнуйся. Но, если уснешь, могу тебя потом переложить.
— Не нужно. Мне и так хорошо. А тебе?
— М?
— Тебе хорошо со мной? — шут лукаво улыбнулся, прекрасно все чувствуя, но желая еще и услышать.
— Ты еще сомневаешься? — полюбопытствовал Ставрас, прекрасно разглядев в его глазах, прикрытых голубыми ресничками, смешинки.
— Да. Я хочу это услышать, — капризным голосочком протянул шут.
— То есть, материальных доказательств тебе было недостаточно.
— Ну, знаешь, если бы эти твои доказательства были… — шут сделал и без того многозначительную паузу, но лекарь, как всегда не понял.
— Где?
Шельм фыркнул, уткнулся ему в живот лицом, и пробурчал смущенно:
— Во мне.
— Шельм!
— Что — Шельм? — возмутился тот, снова поворачивая к нему лицо. — Если тебе открытым текстом не сказать, до тебя никогда не дойдет.
— Дойдет, не волнуйся. Но попозже.
— Когда?
— Когда привыкну.
— К чему?
— К ощущению твоего тела под руками. Не могу, мне все время чудится, надави я чуть сильней, переломлю.
— А когда перестанет?
— Что?
— Чудиться.
— Я же уже сказал. Ты узнаешь об этом первым.
— Скорей бы, — мечтательно протянул Шельм.
— К чему такая спешка? — полюбопытствовал Ставрас, уже настроившийся на совместную если не Вечность, то нечто очень близкое к тому.
— К тому, — отозвался Шельм, поджав губы, — что я, кажется, уже не смогу без тебя.
— Без меня и не надо.
20