Драконьи грезы радужного цвета (СИ)

— А, по-моему, — почти обиженно произнес шут, — это вполне логично, платить жизнью за жизнь, нет?

— Скажи мне это кто-нибудь другой, я бы согласился, — пробормотал Ставрас. — Но это ты.

— И что?

— И то, — рыкнул он уже куда менее спокойно. — Я не собираюсь тебя терять, ни при каком раскладе.

— Я не твоя собственность, — ощущая какую-то странную, эмоциональную двойственность, выпалил Шельм и замер, прислушиваясь к себе. Это было ненормально, с одной стороны его просто бесила эта манера Ставраса решать все за него, а с другой… с другой в душе поднималось тепло при мысли, что он ему небезразличен, и хотелось верить, что так будет и впредь.

— Я не пытаюсь на тебя давить, — попытался тем временем оправдаться дракон, уловив его раздражение. — Просто высказываю свою позицию на этот счет.

— Какой?

— Всей этой твоей самодеятельности. Зачем нужно было потакать Веровеку?

— Ты о чем?

— На него теперь запечатлены два дракона, такого в этом мире еще не было. Но дело даже не в этом. Ты хоть понимаешь, что таких перепонок, как ты называешь границу между нами в твоем собственном сознании, в его голове теперь две? И драконов два, так они еще и не просто разноцветные, с противоположными, по определению, темпераментами, они еще и разнополые.

— И что? — Шельм заволновался, встал на ноги и обошел его, чтобы встретиться взглядом, с желтыми, драконьими глазами.

— Не знаю. Но это вполне может граничить с безумием, — обронил дракон и неуловимо перетек в человеческую форму.

— Хочешь сказать, что Век может сойти с ума от них? — все так же обеспокоено уточнил шут уже не у дракона, а у Драконьего лекаря.

— Не знаю. Я же уже сказал, что такого раньше не встречалось.

Ставрас шагнул к нему, но Шельм отшатнулся. Лекарь замер, больше не двигаясь, вот только в глазах мелькнула усталость и что-то затаенное, неожиданно прорвавшееся наружу. Шельм не понял, что это было, но почему-то от этого в глубине души, испугался еще сильней.

— И что теперь делать?

— Ничего. Уже поздно как-либо корректировать это. Кстати, впредь, тебе или какому бы ни было другому сильному масочнику, не удастся запечатлеть драконов так легко.

— Почему?

— Потому что в первый момент сам наш мир был изумлен тем, что у тебя получилось. Так что, можешь собой гордиться.

— Почему это?

— Удивить целый мир не каждому под силу, — Ставрас улыбнулся. Хотел протянуть руку и коснуться его, но сдержался.

— Постой, — наконец, уловил самую суть шут, — то есть, это можно будет повторить и с другими яйцами?

— Да. Но я уже сказал, что это будет далеко не так просто. И если в этот раз мир подарил запечатления всем, кто был рядом с тобой, то теперь, как и прежде, если кому-то захочется обрести верного друга-дракона, не факт, что первое попавшееся яйцо подойдет ему.

— Но я смогу помочь, если все же найдется такое, да? — уточнил шут.

— Да, — утвердительно кивнул лекарь и опешил, когда Шельм каким-то до жути естественным жестом шагнул к нему и крепко обнял. — Шельм?

— Это же здорово! — выдохнул тот ему на ухо, и Ставрас всей душой почувствовал радость и восторг, исходящие от него.

Он обнял его в ответ и так же тихо уточнил:

— Что именно?

— То, что теперь можно создать в Столице особый Драконий Дом для мертвых яиц и хоть немного увеличить шансы малышей родиться.

— Что? — Ставрас опешил и отстранил его от себя. Шельм обеспокоено заглянул ему в лицо.

— Ты… против? — растерянно уточнил шут.

— Постой, давай по порядку, — потребовал Ставрас, опускаясь на траву и утягивая Шельма за собой. Тот попытался отсесть в сторону, но лекарь легко удержал его, не отпуская.

— Ставрас! — возмутился шут.

Тот с сожалением разжал руки, но Шельм больше не сдвинулся. И лекарь все же решился его уговорить: почему-то потребность чувствовать его тепло рядом с собой, с каждым днем не просто ни улетучивалась, как должно было бы произойти уже давно, а, напротив, становилась все сильнее и настойчивее.

— Я ведь ничего не делаю, почему ты нервничаешь? Просто хочу, чтобы ты был рядом.

— Я не нервничаю! — возмутился шут, пойманный с поличным. Щеки у него порозовели, но он вскинул на лекаря столь яростный и возмущенный взгляд, что тот не стал акцентировать внимание на его смущении.

— Тогда прекрати вести себя как ребенок или, что еще хуже, девица на выданье, — бросил лекарь, сгреб шута в охапку, перевернул к себе спиной и вынудил опереться на грудь. Тот возмущенно засопел, но вырываться не стал. — Так что там с Домом для мертвых детей? — напомнил он.

— Они не мертвые! — отчаянно запротестовал Шельм и даже через плечо к нему обернулся, демонстрируя все тот же яростный блеск в глазах и хмурые брови.

— Пусть так. С тобой я готов поверить даже в это, — примирительно обронил лекарь, зачем-то еще сильнее стискивая его в объятиях, словно желая еще раз убедиться, что он здесь, рядом с ним. — Так что ты там говорил насчет дома для них?