-- Значит, так. Место это недалеко от Уйруна. Мы с Канингемом где через порталы добрались, где так дошли, в конце концов оказались на небольшой полянке, прямо около скальной стенки. Полянка со всех сторон где деревьями закрыта, где скалами. Трав разных кругом множество. Сейчас они позасохли, правда, но летом там, наверное, хорошо. Ну да неважно. Подводит он меня к развесистой старой иве. Ветви до самой земли спускаются, под собственной тяжестью разлапились, того и гляди отвалятся. Ствол замшелый, толстый-толстый и к скале прижался почти вплотную. Вот в это "почти" мы с Канингемом и вошли. Я так и не поняла, как это происходит. Идешь прямо на эту "щель", в которую кошке и то трудно было бы протиснуться, и совершенно свободно входишь в просторную пещеру. Не очень широкую, но длинную. Высоко над входом длинное узкое окно. Снаружи его не видно, камень и камень, а изнутри -- стекло. А в пещере, -- девушка замолчала, разглядывая воспоминания, собираясь с мыслями, -- там чего только нет. Под окном, у самого входа, какое-то старье свалено, не то потертые старые ковры, не то шкуры какие-то -- целая куча, а дальше стоят шкафы с книгами, шкаф с посудой -- не с тарелками, нет, -- с колбами, ретортами, с разными хитрыми склянками. Еще в одном шкафу -- разные инструменты и приспособления для изготовления лекартв: ступки, ножи, соломорезки и прочая мелочь. Столов широченных три штуки. И еще полки с разными коробками, банками, пузырьками, бутылками и... кое-что даже не знаю, как назвать. В банках травы, порошки разные, все подписано, но все равно разбираться, наверное, месяца мало будет.
Ходим там, я разглядываю все это богатство, и вдруг около входа та пыльная куча не то ковров, не то тряпок зашевелилась, закашлялась и шамкает:
-- Шлушай, Канингем, вы шдеш поошторошнее топайте. Я тут вшера где-то шуб пошеряла, не наштупите. Найдешь, на полощку полоши.
Канингем повернулся и говорит:
-- Здраствуй, Хойра. Я к тебе Миринину наследницу привел.
И тут только я разглядела наконец, что эта куча старых половиков -- дракониха, старая-старая. Морщинистая, вся в складочку, какая-то рыжая, даже скорее не рыжая, а порыжевшая, серо-ржаво-пыльная. Она голову подняла. На морщинистой шее, смотрю, амулеты какие-то висят и платок цветной узлом завязан. А уж морда -- как будто ее всю из старых свалявшихся носков собрали и сверху еще заплаток понашили, и все это не то вылиняло, не то выгорело. Да еще и глаза прищурила, не поймешь сразу, где они. И уши врозь, полуобвисшие, с размохрившимися кисточками на концах -- чудо, одним словом. И вот эта куча старых измочаленных половиков приподнялась, шею вытянула ко мне, одним глазом меня оглядела, носом шмыгнула и говорит:
-- Ага, ага, Наира, шначит. Ну ладно. Добро пошаловать. Я тогда прогуляюшь пока.
И неожиданно шустро так развернулась и прямо через стену пошлепала -- гулять подалась. Я стою, смотрю на это недоразумение, мне и чудно, и смешно.
-- Канингем, -- говорю, -- какая же она старая. На нее смотреть страшно. А когда она кашляет, сердце замирает: того и гляди рассыплется.
А Канингем смеется.
-- Да что ты, ей всего триста лет. Хойра -- очень молодая дракониха. Просто ей нравится изображать из себя такую старую бабушку, шаркать, шамкать, разваливаться на ходу, предаваться воспоминаниям...
И правда, когда мы потом уходили, она стояла на полянке, и ее было не узнать: статная, с сильными лапами, с длинной, крепкой шеей, вся в медной чешуе, красивая... Приглашала бывать почаще. Мы с тобой на днях вместе сходим непременно. Там такое богатство -- одних только Мирининых записей несколько книг, и прадедушкины дневники, и еще в разное время написанные трактаты, описания лекарственных растений, рецепты, весы аптекарские, инструмент разный, и лекарский, и для изготовления снадобий, и увеличительные стекла есть. И есть даже такая штука, чтобы разглядывать то, что глазом вообще никак невозможно увидеть. Канингем принес это специально для Мирины. Там такое можно увидеть! И кое-какие талисманы там есть... И это только то, что я успела заметить. Книгу я пока оставила там. А для нас взяла несколько карт, которыми удобно пользоваться, потом покажу. Ну вот, пожалуй, пока все. Теперь ты рассказывай.
Они проговорили почти до самого утра. Лиске хотелось рассказать все-все-все, что с ними случилось за время путешествия. И она так и рассказывала -- о драконах, об Астиане, обо всем, что видела, со всеми волнующими и дух захватывающими подробностями. Только о Сарахоне, к удивлению для самой Лиски, почему-то совсем не хотелось рассказывать. Будто она, Лиска, что-то сказала или сделала не так, как должна была, или не сказала, или не спросила....
Гл. 13