Драконья Игра

Даже сейчас человек не утратил своей притягательности: кажется, черты стали еще более строгими, еще более безупречными. Если бы только кто-то мог унаследовать эту редкую, характерную красоту! Уничтожать её было подлинным преступлением: мир тускнеет без ярких красок. Но, увы, Эдмунд, единственный оставшийся в живых инфант, в этом смысле был чуть более чем ничем не примечательным человеком. И ничего тут поделать нельзя.

— Не сами ли вы говорили, что нет ничего невозможного?

Лорд Ледума, разумеется, не ответил. Он казался совершенно безжизненным, а в цвете лица проявился новый синевато-белый оттенок цинка, будто кожа покрылась инеем. Однако отравитель всё же извлек из нагрудного кармана крохотный флакончик из непрозрачного бутылочно-зеленого стекла. Дрожащими руками вытянув граненую пробку, он быстро влил содержимое в оставшийся приоткрытым рот.

Так оно будет надежнее.

Конечно, Кристофер не был экзальтирован настолько, чтобы замышлять убить своего лорда поцелуем, как в дешёвой драматической постановке. Учитывая активность вещества, достаточно было лишь коснуться губами кончиков пальцев, чтобы яд просочился внутрь. Лорд Эдвард стал дозволять касаться своей руки и, соответственно, стал уязвим.

Мысль об этом болезненно кольнула сердце аристократа. Он оказался недостоин доверия, которого с таким трудом добился, он предал своего лорда, принес его в жертву ради какого-то абстрактного всеобщего блага… Но долг должен быть выше любви, а справедливость — выше верности. Не так ли?

По какой причине убивают тех, кого любят? И могут ли быть для этого достаточно веские причины?

Он был бы счастлив играть вторую скрипку в их дуэте, вечно вторую роль в пьесе для двоих… только вот лорд-защитник Ледума категорически предпочитал соло.

Протекло еще несколько томительных, почти невыносимых минут. Наконец осмелившись, Кристофер приложил пальцы к шее, пытаясь прощупать биение пульса в артериях, но голос крови молчал. Приложив ухо к груди, заклинатель долго, терпеливо ждал активности сердца, но ни одного, даже самого слабого удара не последовало. Ажурным платком заботливо утерев с губ обильно выступившую пену, премьер отметил, что кожа правителя сделалась холодна, как лед.

Вне всяких сомнений, лорд Эдвард был мертв.

Однако по какой-то неведомой, иррациональной причине Кристофер всё отказывался верить в развязку. Авторитет правителя был слишком велик, чтобы даже смерть могла подорвать, да хотя бы поколебать его. Страх заставлял молодого аристократа перепроверять вновь и вновь, мучительно боясь ошибиться, страшась услышать дыхание, которого не было и быть не могло.

Лежащий на кровати мертвый человек слишком походил на спящего: отсутствие внешних повреждений заставляло усомниться в окончательности и бесповоротности произошедшего. Инстинктивно Кристоферу вдруг захотелось выстрелить правителю в сердце, если, конечно, таковое вообще имелось, или острым лезвием отделить голову от тела, — чтобы уж наверняка…

Даже мёртвый, лорд Ледума продолжал внушать страх.

Сам поражаясь не свойственной ему кровожадности, премьер взял себя в руки и велел отказаться от подобной неэстетичной затеи. Было кощунством даже в мыслях осквернить тело этого человека.

Недостойная мысль, да и просто глупая… откуда только пришла она. Да и как сделать это? Никогда не держал он в руках ножа, за исключением столового или того, которым режут бумагу.

В конце концов, в предосторожностях нет необходимости: лорд Эдвард и до отравления был едва жив. А если верить ученым мужам Магистериума, принятого правителем яда с лихвой хватило бы, чтобы отправить на тот свет десяток совершенно здоровых взрослых мужчин.

Смерть лорда Эдварда ни в коем случае не должна выглядеть насильственной. Официальная версия будет такова: самоотверженно спасая город от катастрофы, правитель скоропостижно скончался от острого ментального истощения. Героический уход, достойный воспевания в летописях, балладах и официальных хрониках. Уж об этом премьер позаботится. Он подарит своему лорду бессмертие — не физическое, но в памяти потомков.

Смерти нет для лорда Ледума. Смерти нет.

Учитывая массу авторитетных свидетелей, которые подтвердят размах произведенного чародейства и обморок правителя сразу после него, вопросов возникнуть не должно.

К тому же, все вопросы будут теперь решаться до безобразия просто: он обладает достаточно высоким статусом, чтобы самостоятельно продолжить руководить городом.

Кристофер горько улыбнулся, словно извиняясь, и снял с чела правителя диадему с «Властелином». Вдоволь налюбовавшись великолепным алмазом, маг водрузил венец себе на голову. Собрав с мертвого тела все прочие драгоценности, с особенным пиететом надел он на указательный палец левой руки перстень-ключ, отпиравший двери заветной Алмазной комнаты, главной тайной сокровищницы дворца.