Драконья Игра

Справедливость сказанного Себастьян почувствовал и сам — в теле мага почти не осталось энергии. Развенчанный лорд был беззащитен и уязвим, и полностью зависел от опеки спутника. Многие нашли бы какие-то выгоды в теперешнем положении ювелира… но он был бескорыстен и действительно хотел лишь сделать остаток этого непростого дня чуть легче для правителя. Золото и власть, дополнительные условия и шантаж, грязные игры, чтобы потешить тщеславие — ничто подобное не интересовало Серафима.

Да и что-то подсказывало ему, что не стоит самонадеянно заигрывать с огнем.

Обратившись к своей внутренней сущности, сильф обрел особое зрение. Отсвечивающий нездешней зеленью взгляд без затруднений проник в израненное болью сознание белого волка — и взял его под контроль.

Лорд Эдвард не то что не воспротивился этому, кажется, даже с готовностью откликнулся на слабую попытку контакта — в тот же миг сердца их соединились, и чужая боль захлестнула сильфа.

Это было похоже на ментальный контакт в девятой башне, только теперь балом правил он сам. Не ожидая столь впечатляющего результата, ювелир едва не отдернул руку, но сумел удержаться от слишком сильного рывка. Сцепка пальцев оказалась прочна, и Серафим, вздохнув, успокоил дыхание и раскрыл свои глаза внутрь.

Словно горное озеро, сердце стража было полно боли. Боли было много — слишком много, чтобы пытаться вычерпать озеро до дна. Такова природа ментального истощения, самого страшного кошмара заклинателей. Мало кто способен пережить это травматичное состояние.

Конечно, физически страж не может умереть от боли, но всё же хотелось как-то избавить его от многих часов невыносимой и бессмысленной пытки — ни один человек не должен так страдать.

Но как это сделать? Смешно сказать, сильф не имел представления. Он же не станет просто сидеть рядом и всю дорогу заботливо держать боевого мага за руку, как губка впитывая разрушительную энергию? Нет, так дело не пойдёт. Нужно нырнуть ещё глубже — в тонкий мир непроявленного. Оставить грубое тело на поверхности, сняв его, как одежду.

И увидеть что-то за гранью человеческого восприятия, даже если это возвышенное восприятие заклинателя.

…Высвободить крылья, оставить на древе кокон пустой оболочки. Крылья сохнут на воздухе медленно, основательно, как масляные краски. Впереди день — день короткой жизни.

Впереди вечность.

Серебряная бабочка летит на огонь — чтобы распасться, раствориться в нем и перестать страдать. Пламя притягивает ее, как магнит, очищающее рыжее пламя, готовое разрушить. Бабочка-однодневка рождается, чтобы умереть — такова предрешенная судьба. Но сколько смелости в ней, чтобы, несмотря на эту обреченность, расправить тонкие, ажурные вуальки крыльев. Сколько страстного желания полёта, который будет прерван так скоро.

Нет, огонь не опалит белых крыльев — он смоет лишь налипшие ошметки паутины, в сети которой бабочку тщетно пытались уловить.

Слабая бабочка пляшет в пламени и — проходит сквозь него. Завершается гордый метаморфоз: бабочка стремительно увеличивается в размерах и превращается в дракона.

Размашистым, благородно ленивым движением раскрываются серебряные крыла — они прекрасны и хищной формой своей напоминают остро отточенные полумесяцы. Серебро чешуи течет, сверкает и переливается гипнотически, как ртуть. В холодном взгляде нет больше боли, нет и следа человеческих чувств — там плещется только белое золото… а может, смертоносная сталь.

Ледяной дракон поднимает голову.

Сильф вздрогнул и аккуратно отнял ладонь. Правитель ещё не пришёл в себя, но лик его был светел и полон умиротворения. Кажется, боль утихла, переплавленная в энергию. Переживший многое, правитель готов вот-вот заснуть.

Что ж, пусть лучше спит. Возможно, когда он проснётся — вздрогнет весь мир.