И если Дайм сделает все правильно, то никто сегодня не умрет, а вкус крови на языке, хруст ломающихся костей и ледяное касание Бездны, принявшей две души — останутся его личным кошмарным сном. Еще одним.
Удерживая на лице маску невозмутимости и обернувшись вторым слоем непроницаемой ментальной защиты, Дайм отогнал кошмар и попытался здраво оценить ситуацию. К чему ведет любой неверный шаг, он уже знал. Нет. Не так. До сих пор ощущал как боль, вину и ледяную пустоту. Где-то там, где должно биться сердце.
Плевать. Должно — будет. Потом. Когда они все будут в безопасности.
Пока же смерть лишь выжидала. Юная, синеглазая и златокудрая смерть. Убийца, стоящий рядом с Шуалейдой и притворяющийся безвольной куклой в рабском ошейнике. Он тоже смотрел на Дайма — без радости, без удивления или страха. Вообще без эмоций. Только голый расчет: как обойти еще одну помеху на пути к горлу темного шера Бастерхази.
Нет, мальчик. Никаких смертей сегодня. И завтра тоже. Что бы ни задумали Двуединые относительно тебя и Шуалейды — она моя. Они оба, Шуалейда и Бастерхази, мои. И ты тоже, неправильный убийца, никуда от меня не денешься.
А чтобы смерть ясно поняла, что ни шиса ей сегодня не светит, Дайм поставил между мастером теней и темным шером воздушный барьер. Заодно и убедился, что кошмар (он однозначно предпочитал кошмарный сон воспоминаниям о реальности) не солгал. Мастер теней, который не может иметь дара по всем божеским и человеческим законам, увидел стихийный барьер, видимый только одаренным. Увидел, беззвучно выругался и перенес Дайма из списка «помехи» в список «враги».
Ничего. С этим тоже можно будет разобраться позже. Сначала — помирить двух безмозглых устриц. Шуалейду и Бастерхази. А заодно пресечь затеянное Ристаной безобразие. Это же надо так обнаглеть, чтобы попытаться женить младшего брата вопреки воле покойного отца и вполне себе живого императора!
Вот в ком вины или стыда не было ни на ломаный динг — так это в ней, в Ристане Великолепной. Ее темные, как спелые вишни, глаза смотрели на Дайма (поверх головы короля) прямо, на губах змеилась улыбка. Как будто она видела перед собой не одного из самых могущественных шеров империи, а слизняка из когорты своих воздыхателей.
Короля она «увидела», лишь когда он прошел через весь зал, между расступающихся и кланяющихся гостей, и остановился за несколько шагов до собственного трона.
Ристана присела в реверансе. За ее спиной то же самое сделала Шуалейда — на нее Дайм пока старался не смотреть, как и на темного шера Бастерхази. Слишком много эмоций, затуманивающих разум. И тянущиеся к нему потоки тьмы и сумрака — тоже пока лишние. Он не может себе позволить ослабить контроль. Потому что один неверный шаг — и кошмар снова станет явью. Нет. Ни за что.
— Сестра, — кивнул Каетано, подавая Ристане руку для поцелуя.
— Ваше величество. — Та обозначила верноподданническое касание губ и выпрямилась, пропуская младшего брата к его трону. — Полковник Дюбрайн. Какая приятная неожиданность.
— Ваше высочество, — кивнул Дайм.
— Мы всегда счастливы видеть сына нашего возлюбленного императора в Суарде, не так ли, дорогая сестра? — не удержался от шпильки Каетано.
— Разумеется, счастливы, — и не подумала отступать Ристана. — Надеюсь, его светлость задержится у нас…
— Право, не стоит таких церемоний. Ваше высочество что-то говорили о королевской свадьбе? Так продолжайте.
Он скривил губы в улыбке и обвел свиту Ристаны тяжелым взглядом, задержавшись на графе Ландеха.
— Как это мило с
«Очень мило — защищать своих сторонников, только бесполезно», — мог бы сказать ей Дайм, но не стал. Просто проигнорировал.
— Ну? Что скажете, советник? — надавил он на Ландеха чуть сильнее. Не магически, упаси Светлая, всего лишь интонацией и хмурым, вполне императорским взглядом.
— Дело верных подданных — исполнять волю сюзерена, — тут же свалил все на Ристану граф Ландеха. Разумеется, не забыв отвесить Дайму низкий поклон: не как какому-то там маркизу или офицеру МБ, а как сыну императора.
Очень мило. Просто трогательно. Еще бы заставить себя перевести взгляд чуть левее. Туда, где полыхает черно-ало-лиловый столб пламени. Живого. По-прежнему живого пламени.
— Ну а вы, мой темный шер?
Заставил. Посмотрел. Даже сумел не шагнуть к нему, не хлестнуть по смуглому лицу, не вцепиться в вороную гриву… вороную? А в кошмаре была седая… и Шуалейда была седая. Темная, как Ургаш, безумная и совершенно седая. Проклятье. Не думать об этом. Не сейчас.
— Все в воле Двуединых, — пророкотал Бастерхази, и вместе с его голосом Дайма коснулась бархатная, ласковая тьма.
«Я ждал тебя, мой свет. Я так ждал тебя! Почему ты не отвечал?.. Ты наконец-то здесь, и теперь все будет хорошо!»