Он помог Стрижу подняться, проводил в лабораторию — мальчишка шел сам, гордо задрав нос, и не смотрел по сторонам… почти не смотрел. Кинул всего один взгляд на черную гитару, забытую на кровати, и задрал нос еще выше. Энрике указал ему на опалово мерцающий круг, разрезал веревку на руках, закрепил цепи. Про себя помолился Светлой, покровительнице сумасшедших, пьяных и влюбленных. Сбежал вниз и, не попрощавшись, захлопнул за собой дверь.
— Все, — устало выдохнул он в ответ на вопросительный взгляд Кая.
Тот кивнул: мы сделали, что могли.
Двери за Энрике закрылись, а Шу не могла сдвинуться с места. Вокруг бушевал ураган, рвал на части.
Убить! Растерзать, содрать кожу — до крови, до кости! Чтобы орал, срывая голос, и молил о пощаде. Переломать пальцы, один за другим, напиться его болью и отчаянием. Продержать его сутки без воды, чтобы потом, стоя на коленях, лакал из ладоней…
…чтобы пил из ладоней, собирал капли губами. Нежными, горячими… А потом запустить руки ему в волосы, взглянуть в глаза. Спросить — зачем? Зачем ты ушел? И услышать в ответ — я же вернулся…
Целовать рот, глаза, залечивать переломанные пальцы, поить из губ в губы вином…
Проклятье! Он не вернулся. Он бы не вернулся сам — как бы ни саднил осколок мечты глубоко внутри. Нет больше ласкового, страстного Тигренка — и не было никогда. Там, наверху, незнакомец. Пленник. Истинный шер — даже отсюда видно, как бушуют протуберанцы расплавленного золота.
Что же делать? Убить? Молить о прощении? Или выпить досуха, чтобы никому не достался?
«Нет. Не надо торопиться! — уговаривала себя Шу. — Может быть…»
Что может быть, она не знала. Нити вероятностей сгорели.
«Иди! Ну же, иди! Может быть, это последний раз, когда ты увидишь его. Ты знаешь, что сделаешь. Не притворяйся перед самой собой, маг разума. Маг правды…»
Шу коротко засмеялась и пошла наверх.
В лаборатории ничего не изменилось: те же свитки и шкатулки на столе, развешанные в простенке экспонаты из Гнилого Мешка вперемешку с оружием, полные книг шкафы. Только посреди комнаты, над опаловым озером, сияет пойманное солнце — слепит, заставляет жмуриться. Вокруг него вьются цветные струи, не то лаская, не то пытаясь утянуть в глубину.
Сморгнув видение вместе со злой слезой, Шу взглянула не на мага, а на человека: беспомощен, распят между столбов, ранен, но спина напряжена, весь натянут — дотронься, и зазвенит. Дотронуться… слизать засохшую кровь с раны на боку, провести руками по плечам. Прижаться, чтобы стало тепло. Чтобы он расслабился и застонал…
Прекрати. Сейчас же!
Нож! — позвала мысленно.
Поймав слетевшее со стены оружие, Шу подошла к пленнику. Отвела влажные пряди — он замер, не дыша, когда ее пальцы коснулись шеи — и вспорола рубашку. Рука дрогнула: острие оцарапало спину. Он дернулся и напрягся еще сильнее. Мускулы взбугрились, словно он пытался порвать цепи.