– Констатация факта. – Милдред придерживалась рукой за стену. Ей хотелось думать, что их услышат. Лука. И тот парень, Хендриксон… Уна. Их ведь нет на лестнице, значит, они ниже… и тогда должны услышать.
Если живы.
– У тебя неплохие задатки менталиста. Конечно, дар куцый, но в сочетании с силой источника и его хватило. У меня бы не получилось заставить их, да… а так… они очнутся и вспомнят, как ты поднесла флягу. Анализы покажут наличие сильнейшего снотворного, того самого, которое тебе прописали от бессонницы.
– И это знаешь?
– Я многое о тебе знаю, хитрая девочка Милдред. – Он хихикнул, и звук этот заставил вздрогнуть. – Конечно, ты меня не помнишь. Куда тебе… ты всегда была так занята…
– Не помню.
Подобные ему ложь ощущают остро.
– Я и говорю. Не помнишь. Мы встречались. В университете… ты только поступила, а я пытался стать докторантом. Вел научную работу. Вольный, так сказать, слушатель… я тебе помогал. Нет, между нами не было ничего романтического. Мне просто было интересно наблюдать за тобой.
– Потому что я выжила?
– Потому что я помог тебе выжить.
Милдред остановилась, но получила тычок в спину.
– Так и не вспомнила?
– Расскажи.
– Сперва ты. Ради чистоты эксперимента. Ты же понимаешь, насколько важно соблюдать условия эксперимента? Так что ты поняла?
– Вы… вы обратили внимание на нас в Тампеске. Мы искали билеты, и их нам продали. Твой отец?
– Братец. Я тогда еще держался в стороне. Маялся, не зная, как поступить. Даже доложиться подумывал.
– И почему не стал?
– Потому что понял, что это ничего для меня не изменит. Мои заслуги признают? Как бы не так… я же потрошитель трупов, ничтожный маг, которого бросили федералам, как кость собаке. От меня и пользы-то не особо, все серьезные исследования отправляют в главную лабораторию. А я так, мальчик на подхвате. И заикнись о том, что узнал… случайно узнал. Я же говорю, это была любовь с первого взгляда, да… Как только я его увидел, меня потянуло. Я стал следить. Издалека. Исподволь. И узнал много интересного, да…
– Блондинки потому, что брюнетки всегда погибали?
– Именно. И очень быстро. Он пробовал. В самом начале. С дюжину перебрал, но результат был одинаков. Брюнетки совершенно не годились.
– И не просто блондинки, но определенного типа… он подбирал. Направлял. Затем… устраивал аварию? Или как?
– Авария – чистой воды случайность. Кто ж знал, что вы настолько обдолбаетесь? Чудо, что та колымага разогналась до сотни миль. И другое чудо, что она только перевернулась. Мы тогда намучились, возвращая ее на место.
Лестница не кончалась.
Ступенька за ступенькой. Ниже. И дышать тяжелее. Воздух сгущается. И приходится глотать его, но сердце стучит быстрее. И тревожно. Снова тревожно. В какой-то момент кажется, что лестница заканчивается, но это лишь иллюзия. Джонни касается стены, и коридор превращается в площадку, за которой вновь лежат ступени.
– Хорошо, материал не пострадал… отец бы расстроился.
– Почему она?
– Она выглядела вполне целой, а у тебя явно травмы были куда более серьезными… материал должен был быть здоровым.
Именно.
Материал. И она. И Элли. И другие, имена многих так и останутся неизвестными, были лишь материалом для безумного экспериментатора.
– Ты тогда решил присоединиться?
– Да. Я… знаешь, он был удивлен. А мой братец разозлился, ведь он перестал быть избранным.
– Вы отогнали машину на трассу. Зачем?
– Та дорога нужна была отцу. Потом, позже, он перенес лабораторию в драконьи пещеры, но кое-что хранил и в предгорьях. Твою сестру все равно начали бы искать, и мало ли кто бы и на что наткнулся.
– И вы просто изменили район поисков.
– Именно. Мне всегда нравились умные женщины.
Но вряд ли это чувство было взаимным.
– Кстати, твоя сестра натолкнула нас на отличную идею. Она оказалась слабенькой, не выдержала и первого круга, но на идею натолкнула…
– А чучела? Зачем они, если…
– Это не отец. Братец у меня, говорю же, специфический. Всегда хотел стать художником, но таланта недоставало, вот и нашел в чем себя выразить. Отцу не слишком нравилось. Он не любил привлекать внимание. Если бы не младшенький, вы бы в принципе не узнали…
И он прав.
Люди пропадают. По всей стране пропадают. Где-то чаще, где-то реже. Каждый год, каждый месяц. Сотни и тысячи. Кого-то находят, иногда даже живым, и случается, что порой исчезновение – не исчезновение вовсе, а попытка сбежать от прежней жизни.
– Поток туристов приличный, если не наглеть, если не повторяться, выбирать разные города… Мой отец, к слову, был довольно беспечен поначалу. И братец, да… с его неуемной тягой к искусству.
– Да сомкнутся уста, хулу извергающие, – с легким упреком произнес Клайв.
Он стоял у подножия лестницы – она все-таки заканчивалась – и смотрел с упреком, будто это Милдред виновата.
В чем виновата?
– Сомкнутся, сомкнутся. – Джонни подтолкнул Милдред в спину. – Иди. Не бойся. Сам он никого не убил. Из женщин… почти никого…
– Отрицание греха не есть раскаяние.