Драконья кровь

Огонек ползет по стенам. Он дрожит. Внизу слишком влажно и не хватает воздуха. Огоньку это не по нраву. Он присел, съежился, грозя в любой момент погаснуть.

– Что это за хрень? – Берт провел пальцем по стене, а потом брезгливо вытер его о штаны.

– Молодой человек, вы другие слова знаете?

– А тебе не пофиг?

– Нет, как вы изволили выразиться. Боюсь, я весьма небрежно отнесся к вопросу вашего воспитания, но, если у нас все получится, я это исправлю.

– Что получится? – Томас шел, стараясь не касаться стен, покрытых чем-то белым, будто молоком, только это молоко еще и светилось.

– А это, – мистер Эшби не обратил внимания на его слова, – вовсе не хрень, а колонии микроорганизмов, которые изменились под воздействием силы. Они источают свет, что называется биолюминиесценцией.

– Точно хрень.

Берт словно нарочно злил его. Но чего ради?

А колонии остались, даже расползлись, коснулись друг друга. Те, что постарше, обрели оттенок топленого молока, а молодые были белее извести. И свет испускали такой же – холодный.

Вовремя. Фонарь погас. А дышать приходилось ртом. Кожа покрылась испариной, волосы моментально напитались влагой, как и одежда. Под ногами чавкало, а по спине побежали ручейки то ли пота – здесь было еще и жарко, то ли воды.

Поворот. И зал.

Бледные сосульки сталактитов почти касаются пола. И тоже светятся. Здесь камень полностью покрыт этой белесой взвесью, и не только он. Каждый шаг отзывается судорожной волной света, будто спеша предупредить.

Поздно.

– Что за…

– Держитесь сзади, – велел Томас, жалея, что не способен сопротивляться серебряному звону, который так походил на плач. Если прислушаться, то станет понятно, как рыдают запертые в источнике души.

В этом все дело. В душах, которые хотят свободы. Пусть и после смерти.

Пещера невелика. Кругла. По краям ее застыли мертвые стражи в доспехах из драконьей шкуры. Они, подернутые все той же молочной взвесью, которая слабо светилась, казались каменными. Но Томас знал правду. Он видел это место. Он помнил его.

Узкие лавки. Огромный розовый куст, ветви которого сгибались под тяжестью бутонов. Темно-красные цветы почти касались воды и отражались в ней, отчего казалось, что куст прорастает и дальше, в глубину купели.

Сама купель, огороженная невысоким каменным бортиком. По желтой плитке протянулись разноцветные драконы.

Ступени к ней.

Человек, сгорбившийся на этих ступенях. Он казался живым. Он сидел и даже улыбался, вот только…

– Майкл? – Лука взмахом руки отодвинул Томаса. – Что за…

– Он мертв, – сказала Уна. И попросила: – Не подходите. Его здесь не просто так посадили. Так?

Слово отражалось от стен.

– Так, – сказали им. – Извините, у меня был приказ.

Один из людей в драконьем доспехе все-таки пошевелился и даже сделал шаг. Он расправил плечи, потянулся, разминаясь, и мотнул головой. Шлем в виде драконьей головы был сделан так, что эта голова казалась вполне себе настоящей.

Тогда Эшби не позволил подойти к стражам. Древняя магия. Не стоит беспокоить.

И теперь Томас понимал, что дело не в магии, что… остальные тоже были людьми, но мертвыми.

– Шериф, – произнес с мрачным удовлетворением Лука. – Стало быть…

– Стало быть, я служу Эшби. – Страж стиснул руки на древке трезубца. – Как служили мои предки. И их предки. И предки их предков… к сожалению, это сильнее меня. – Драконья морда казалась печальной. – Мне действительно жаль.

Томас видел путы заклятий, опутывавших его. Они уходили в кожу и сквозь кожу, они пронизывали тело человека, готовые разодрать его, если вздумается глупцу переступить через клятву, пусть и не им принесенную.

Магия на крови не проходит бесследно.

– Мой отец, – трезубец коснулся ближайшего стража. – И мой дед… мой прадед… К счастью, мои дети не будут стоять здесь.

Это было сказано с мрачным удовлетворением.

– Стало быть, вы…

– Помогал своему хозяину. – Шериф сунул пальцы под подбородок, дернул, пытаясь избавиться от ремней, но что-то не получилось. – Потом уже я просил другого хозяина дать мне свободу, но… он сказал, что смерть – это слишком просто. Что мы оба должны все исправить. И я поверил, что действительно могу. Не учел, что хозяин окажется не один.

Пальцы бессильно царапали шлем, отделанный мелкой чешуей.

– Я не могу… физически не могу сделать что-то, что причинит вред Эшби. Нарушит их планы. Повредит… семье.

Он говорил правду, этот человек. И Томас видел. И ему было жаль.

– И мне?

– И тебе, – согласился шериф.

Значит, все-таки правда. Томаса она не удивила. Выходит, и он Эшби? Настолько Эшби, что молчаливые стражи наблюдают за ним с того света. А единственный живой смотрит с надеждой. И ведь не в крови дело. Не только в ней.

Это из-за воды?

Или из-за той ночи, когда волос Томаса коснулся призрак. Когда этот призрак обхватил его, прижал ледяные ладони к щекам, а потом присосался, как показалось, желая вытянуть всю жизнь до капли.

Из Берта он вытянул.

А Станислав Эшби просто стоял в стороне, наблюдая. И что-то черкал в своем блокноте.