От переполнявшего счастья. Оттого, что мир остался внизу, а мы вот-вот достигнем небосвода, и как знать, не проломим ли его, выпуская звезды на свободу. Я подняла руки. И закричала.
А Лютый ответил долгим ревом. И я поняла, что ему тоже нравится, что он слышит мой восторг и принимает его. Разделяет.
А потом, когда звезды по ощущениям стали близко, на расстоянии вытянутой руки, Томас сказал:
– Выйдешь за меня замуж.
И это не было вопросом.
– А если нет?
Кольцо так и лежало под стопкой носков, и мы оба делали вид, что еще слишком рано, что еще не готовы, что меня вовсе не раздражают шепотки и насмешки, и девушки, у которых тысяча и одно дело в офисе шерифа, и их матушки, шипящие ядом. Сочувствие девочек-егерей, которые почти не говорили на английском, но обожали мою матушку, полагая ее едва ли не святой, а меня считали полной дурой, потому что только дура не станет привязывать к себе мужчину. Особенно такого. И мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не заорать от злости.
Чтобы притворяться, что я всем довольна. Но…
– Лютый, – Томас похлопал по чешуе, – она нам отказывает.
Лютый рыкнул.
Дыхнул огнем. И сложил крылья. Мы замерли на долю мгновения, а потом море прыгнуло навстречу. И мой крик, отраженный небосводом, все-таки расколол его. Мы падали. Сначала медленно, но с каждой секундой все быстрее. И гладь морская перестала быть гладью.
И…
– Согласна! – завизжала я, прижимаясь к драконьей спине, дрожа одновременно и от страха, и от восторга. – Проклятье… я согласна!
Он раскрыл крылья у самой воды. Еще немного, и мы бы коснулись ее, но мгновение – и ветер выгибает кожаные паруса. Я почти слышу, как трещат от натуги драконьи кости, и замираю в ужасе: что, если Лютый не рассчитал? Что, если наш вес окажется той песчинкой, которая…
Брызги в лицо.
Вода горькая. И холодная. Но я могу дышать, и мы поднимаемся ввысь. А от Лютого доносится волна легкой обиды. Он сильный. И знает, что делает. Точно знает. Он не ошибется.
Мужчины. Что с них взять… вот Гранит наверняка будет куда более сговорчивым и осторожным. Эта мысль заставляет опомниться: я не собираюсь повторять это безумие. В ближайшем будущем.
– С пастором я уже договорился. – Томас первым сполз с драконьей спины и подал мне руку. – Твоя матушка возьмет на себя подготовку. Ник предложил усадьбу, он заказал украшения и все такое…
– То есть все продумали?
Ноги слегка затекли.
Но в крови бурлило небо, и обиды я почти не ощущала. Может, взрослею?
– Если ты не хочешь…
А ведь отступит.
И забудет про пастора. Про усадьбу и украшения. Поговорит с матушкой, не позволив ей устроить скандал, вернет все как было, но надо ли оно мне?
– Нет. – Я попыталась размять затекшие ноги. – Не надо. Я… я и без дракона согласилась бы.
– С драконом оно надежней как-то. – Томас присел рядом. – Погоди, не спеши. Это от нервов. Я после первого раза вообще полчаса стоял. Мышцы судорогой свело.
Он растирал их осторожно.
– Не больно?
Я покачала головой. Нет.
Быть может, я в очередной раз совершаю глупость, но… я хочу ее совершить. И чтобы все было по-настоящему, с церковью, лепестками роз и белым платьем.
– Платье…
– Твоя мама сказала, что позаботится. И что ночевать ты будешь у нее. Приличий ради.
Боль в мышцах отступала. А я закатила глаза:
– Если поутру не появлюсь, знай, она меня прибила… или я ее… или мы друг друга.
Томас усмехнулся:
– Когда-нибудь вы найдете общий язык.
Придется.
Она привозила одаренных девочек и учила их жить среди белых людей, а я – работать с драконами. И поэтому нам приходилось встречаться ежедневно. И держать себя в руках. И просто… просто, наверное, нормальные люди умеют ладить с родителями.
Так что как-нибудь…
Она выбрала белое платье простого кроя, на рубашку похожее, если бы не ткань и вышивка. Серебром по муару, словно ледяные узоры на стекле.
– Ты чудесная. – Матушка обняла меня. – И я горжусь тобой…
Она разобрала косу, чтобы заплести ее вновь, заменив все мои амулеты длиннющей, словно змея, нитью жемчуга. И получилось красиво. Я в жизни не была такой… я даже не знала, что могу быть такой.
– Не бойся, – матушка отступила, оставляя меня наедине с зеркалом, – этот мужчина не опасен.
– А тот?
Жемчугом был расшит и лиф платья. Много-много маленьких жемчужин… и думать не хочу, сколько оно стоит.
– А тот… получил по заслугам.
– Это ведь ты?
Мы были вдвоем в моей комнате. И она отвела взгляд.
– Я читала отчеты. Клайв нашел его в пустыне, уже мертвого. И решил сделать мне подарок. В память о нашем прошлом. И экспертиза подтвердила, что Билли был уже мертв. Передозировка, да. Он ведь был наркоманом… только я подумала, почему тогда в пустыне? Он собрал свои вещи. Мотоцикл… и уехал, чтобы ширнуться? Он предпочитал делать это дома, там всяко удобней.
Матушка молчала.
– Ник его напугал. Но убивать не стал… а вот ты…
– Я предложила ему деньги, чтобы он убрался.
– Сколько?
– Две тысячи. Он взял, но не уехал, а потребовал больше. И сказал, что если я не заплачу, то тебе будет плохо.
Сволочь, что тут скажешь.