– Люди тоже убивают. – Я отхлебнула чаю и поморщилась. – А если серьезно, то… дикари – это редкость. Им сложно выжить в нынешнем мире. Понятия не имею, откуда он прилетел, это к институтским, они все знают. А мистер Эшби… понимаете, он был другим. Отличался от меня и от мамы, но это несложно, от нас все отличались. Но он отличался и от остальных. От моего отца. От… его вот отца.
Я кивнула на Томаса, который сидел рядом. Наверное, чтобы удобнее было разглядывать блондинкины колени.
Вот же… к изменам Билли я относилась как к неизбежному злу, а тут злюсь чего-то. Дура.
– Он помогал. Всегда и всем. То есть не совсем чтобы всем, но когда помощь нужна была. Пожар вот если случился, а страховая отказывалась платить. Или лечение какое. Помнится, когда матушке Деккера ногу отрезали, он все счета больничные оплатил. У нее ведь страховки не было. И денег тоже. Сиделку ей нанял. Потом выделил пособие, на которое они и жили. Он выделял стипендии тем, кто и вправду хотел учиться. Он многое делал.
Эта парочка переглянулась. И выражение лиц у них было престранное.
– Нет, теперь я понимаю, что далеко не все им сделанное – это просто так, что, возможно, где-то он платил за… за услуги.
До чего сложно, оказывается, говорить.
– Все хорошо. – Блондиночка опять улыбнулась. – Каким он был человеком?
– Внимательным. Очень.
Как им рассказать? Как объяснить то, что я сама объяснить не в состоянии?
– Добрым? Нет, пожалуй… Он разговаривал со мной как со взрослой. Никто, кроме мисс Уильямс и него, не считал нужным со мной разговаривать. Интересоваться моим мнением, пусть всего-навсего о книгах. Он слушал. И подсказывал порой, как следует понимать ту или иную вещь. И потом, позже, мы говорили уже не только о книгах. Он был строгим. К Нику. Тот никогда не называл отца по имени, впрочем, как и я своего. Мне вообще запрещалось к нему обращаться. Дети не должны отвлекать взрослых.
В глазах блондиночки мелькнуло сочувствие? Вот уж не было печали. Я в нем не нуждаюсь. Напротив, моя жизнь была не такой уж и плохой.
Разговоры?
Подумаешь. Если разобраться, взрослые в принципе редко говорят с детьми. У всех дела, у всех заботы. И я знаю, что та же мамаша Томаса частенько просто-напросто выгоняла своих отпрысков из дому, чтоб не мусорили.
А у меня комната имелась. Да.
– С ним было куда проще, чем с моим отцом. Просто следовало помнить о манерах. Знаете, у меня была дурацкая привычка ковырять в носу. Мама пыталась отучить, но не выходило. А мистер Эшби только глянул один раз, и как-то вот я поняла, насколько нелепо выгляжу. Отвратительно. Мне же меньше всего хотелось вызывать у него отвращение.
– А что хотелось?
– Что хотелось… – Я провела пальцем по влажному боку кружки, в которой остывал травяной чай. И проглотила колючий ком, застрявший в горле. – Хотелось, чтобы он назвал меня дочерью. Чтобы забрал в свой дом. Он ведь большой, здесь столько комнат. В детстве я все пыталась их сосчитать, но всякий раз число получалось другим. Хотелось быть здесь. Жить здесь. Носить его имя. Я старалась ради этого. Всякий раз следила за собой. Осанка. Манеры. Когда мама говорила о манерах, у меня возникало одно желание – завизжать и хрястнуть чем-нибудь тяжелым о стену. А вот рядом с мистером Эшби я как-то понимала, что без манер – никуда. Я даже нашла в библиотеке книгу по правилам этикета и страницами заучивала наизусть.
– Вижу, вы были очень к нему привязаны.
И опять этот странный взгляд. Вот не нравится мне, когда люди так на меня смотрят. А главное, понять не могу, с чего это вдруг.
Нашли что-то против Ника? Но тогда каким боком здесь мистер Эшби?
– Была. – Я не привыкла лукавить. – Только… потом Ник уехал учиться, и у меня не осталось повода бывать здесь. Я хотела бы, но мама сказала, что хватит надоедать мистеру Эшби. И вообще это неприлично. Глупость, конечно. Я как-то сбежала из дому, когда узнала, что она собирается меня продать.
– В каком смысле? – Блондинка нахмурилась.
А Томас коснулся моей руки, утешая, хотя надобности в том не было. Но приятно. Слишком приятно. Этак и привыкнуть недолго.
– В прямом. Она тогда торговалась с Дерри, а я услышала. И решила сбежать. Только понятия не имела, куда именно бежать. Денег у меня не было, кругом пустыня. Я пусть из айоха, но в пустыне тогда не бывала подолгу. Вот и решила, что мистер Эшби поможет.
– Погодите, ваша мать…
– По закону айоха, – пояснил человек-гора, и голос его звучал неожиданно мягко. – Верно? Если вы были зарегистрированы как айоха, ваша матушка могла сослаться на законы племени, которые разрешают и даже, если не ошибаюсь, одобряют ранние браки.
Я кивнула.
– Это же…
– Один из весьма болезненных вопросов. – Он все-таки вышел из тени и положил руки на плечи блондиночки, которая разом стала еще более хрупкой и прозрачной. Этак он ее и раздавить может. И главное, она ничего не имеет против.
Огромный мужчина. И не пугает? Или она ему верит? Если так, то зря. Мужчинам верить нельзя. Я точно знаю.
– К сожалению, частенько этими самыми законами пользуются сутенеры.