– В ту, в которую водил всех, в ком слышал хоть какой-то отголосок силы. Хотел твоего братца испытать, а вышло, что и ты нахлебался.
– Берт…
– Помер. – Она произнесла это просто, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – А ты заболел. Тебе еще было рано знакомиться с мертвой водой, но ты полез его вытаскивать. И наглотался.
Томас стиснул голову. Проклятье! Почему он…
– Старый хозяин думал, что и ты помрешь, когда мозговая горячка началась. Переживал крепко. Чем-то ты ему глянулся… да… как и полукровка, но она была чужой крови и чужой силы, эхо которой он и чуял. Но к купели не повел. Повезло.
Вот только кто-то дал ей мертвой воды, и Уна видела дракона. Не того ли, в глаза которому заглянула Патриция Эшби, заключив проклятый договор?
Кто? И когда? И чем это обернется для Уны? Выживет ли она? Или же сойдет с ума, как это случилось с Лукрецией Эшби? Думать не хотелось. Огонь внутри и тот притих. Он больше не жег, скорее согревал.
– Он отнес нас к берегу?
– Да.
Отнес и бросил. Берта. А Томаса? Мама говорила, что его принес мистер Эшби. И он же приходил, лечил… и вылечил. Неизвестно как… или дело не в Эшби с его стараниями, но в собственном Томаса организме, который переборол неизвестную болезнь. Не избавился, нет, однако загнал глубоко.
– Зачем он меня отослал?
– С отцом твоим… неладно вышло. Матушка, та все верно поняла, а этот чужой. Громкий. Орать стал. Требовать… денег-то старый хозяин заплатил, но побоялся, что тебя со свету сживут. Да и в городе слухи пошли, что это ты братца своего прибил. Тяжко бы пришлось.
И по всему выходило, что Томас должен быть благодарен Станиславу Эшби и за заботу, и за карьеру, вот только не получалось. Благодарность не вымучивалась.
– Потом он и Ника отослал… один остался.
Она терла руки, и те блестели сильнее. Угольные пальцы и красные бляшки ногтей. Золотые кольца. Золотые браслеты, слишком тесные, впившиеся в плоть.
– А женщины?
– Не знаю, – сказала она, и Томас поверил. – Я и вправду больше ничего не знаю.
Ма Спок повернулась спиной, показывая, что разговор окончен, что не скажет она ни слова, даже если Томас попытается приказать, потому как прав у него нет приказывать.
– Что мне делать дальше? – Он и спросил, и попросил.
А женщина-змея ответила:
– Спустись к источнику. Дай им свободу. Глядишь, оно и наладится…
Глава 23
Сложно найти след человека среди следов иных людей. Особенно в таких вот маленьких городках, где все про всех всё знают, но знание это обманчиво.
Вот выписка из церковной книги. Рождение. Крещение.
Церковная школа. И первое причастие. Снимок того года. Несколько мальчишек нарочито хмурых, пытающихся казаться серьезными. И девочки, которые красуются.
Белая стена церкви. Крест.
И школа. Копии аттестатов – чудо, что сохранились спустя столько лет. Отметки, впрочем, не говорят ни о чем. Сочинение, написанное детской рукой. То ли? Милдред читает, пытаясь понять людей, которые прячутся за бумагами.
– Мои снимки. – Деккер краснеет и злится. Он прячет злость старательно, понимая, что ей не место и не время, но все равно губы его кривятся. Того и гляди разрыдается.
Или выплеснет эмоции с криком. Но они есть.
И что это значит? Ничего. Чучельник, тот был безэмоционален, он скрывал отсутствие эмоций за педантичностью, воссоздавая картины из собственных фантазий, показывая их и не особо рассчитывая получить признание.
А вот тот, другой подражатель с эмоциями не способен справиться.
Но с какими?
– Мои. – Деккер сидит на стуле, раздвинув колени и упираясь обеими руками в край этого стула. Его спина выгибается горбом, а плечи растягивают ткань дрянного свитерка. – Конечно, мои… вы не имели права…
– У нас ордер.
Лука присутствует. И просить его удалиться бесполезно. Он полагает Деккера опасным и в чем-то прав. Толстяк не так уж и прост. В нем есть ярость, но нет страха. Он грузен, но… толст ли? Пальцы ловкие. Руки…
– Вы могли бы попросить.
– Я просила. – Милдред улыбается примиряюще, но эта улыбка соскальзывает с Деккера, словно вода с жирных ладоней. – Вы мне дали совсем не то.
– Что мог, то и дал.
Он ворчит. Но злость отступает. Злиться в принципе нормально, и повод веский. Милдред тоже пришла бы в ярость, если бы кому-то вздумалось обыскать ее дом.
– Расскажите о них, пожалуйста, – попросила она, подвинув снимок, где Станислав Эшби держал за руки хрупкую воздушную блондинку, которая казалась невероятно красивой. Женщина просто-напросто не имеет права быть настолько красивой.
– Это Станислав Эшби. А это мисс Уильямс.
– Я знаю.
На нее посмотрели исподлобья. И маска добродушного толстяка, который прячется от мира за объективом камеры, треснула, выпустив что-то такое…
– Вы тоже были в нее влюблены, да? И это не так важно, что она старше.
Зубы у него плохие. Желтоватые и кривоватые. На правом верхнем резце пошла чернота. И потому кажется, что половины зуба просто-напросто нет.