Драконья погибель (ЛП)

Дженни покачала головой, все еще стараясь выбраться из горькой, смутной путаницы воспоминаний об убийстве дракона.

— У меня свой дом милях в шести отсюда на Мерзлом Водопаде. Хотя моя магия невелика, она требует тишины и одиночества, — нехотя добавила она. — Впрочем, мне многого и не надо. Я — целительница и повивальная бабка, единственная в землях лорда Аверсина.

— А что… мы скоро въедем в его земли?

Его голос дрожал, и Дженни, посмотрев с беспокойством на спутника, увидела, как бледно его лицо. Несмотря на холод, по впалым щекам Гарета, покрытым золотистым пушком, катился пот. Слегка удивленная вопросом, Дженни сказала:

— Это земли лорда Аверсина.

Пораженный, он вскинул голову.

— Так эта… это селение тоже принадлежит лорду Аверсину?

— Это Алин Холд, — сухо ответила Дженни.

Копыта застучали по гулкому деревянному мосту.

Городишко жался внутри крепостной стены, возведенной еще дедом нынешнего лорда, старым Джеймсом Стэндфастом, в качестве временного укрепления. Пережившая пятьдесят зим стена напоминала теперь руины. Сквозь бревенчатый туннель в коренастой сторожевой башне были видны неряшливые домишки, толпящиеся вокруг самого Холда, как будто отпочковавшиеся от громоздкого строения. Они были кое-как сложены из дикого камня на фундаменте древних стен, покрыты речным тростником и источены временем. Из бойницы башни высунулась старая Пэг, ее полуседые косы свесились, как разлохмаченные веревки.

— Повезло тебе, — окликнув Дженни, произнесла она с гортанным северным выговором. — Лорд-то прошлой ночью с дозора вернулся! Где-то тут бродит.

— Это она не о… Это она о лорде Аверсине? — шепнул шокированный такой фамильярностью Гарет.

— Другого лорда у нас нет.

— О… — Он моргнул, делая еще одну мысленную поправку. — Сам ездит в дозор?

— Охрана границ. Он объезжает свои земли — в основном только этим и занят. Он и добровольцы из ополчения. — Глядя на опрокинутое лицо Гарета, она добавила нежно: — Вот это и значит быть лордом.

— Да нет же! — сказал Гарет. — Ты же сама знаешь, что это не так. Это

— доблесть, это — благородство…

Но они уже выехали из полумрака бревенчатого туннеля на освещенную негреющим солнцем площадь.

Гам, сплетни, убожество — и все-таки селение Алин всегда нравилось Дженни. Здесь прошло ее детство. Каменный дом, в котором до сих пор жила ее сестра с мужем, стоял в переулке у крепостной стены. Деверь, правда, не любил вспоминать про их родство. Они относились к ней с испуганным уважением и делали вид, что не знают ее, — простые крестьяне с их маленькими судьбами, с наезженной колеей сезонных работ, но она-то их знала. Она знала их жизнь не хуже, чем свою собственную. Не было дома, где бы она не принимала ребенка, или не врачевала бы болезнь, или не боролась бы со смертью в одном из ее бесчисленных в Уинтерлэнде видов. Да, она была знакома и с ними, и с путаным повторяющимся узором их печалей и радостей.

Пока лошади шлепали по стоячей воде к центру площади, Дженни видела, как Гарет со старательно скрываемым отвращением озирается на поросят и цыплят, делящих зловонные переулки со стайками визжащей детворы. Порыв ветра донес до них дым из кузницы, а с ним — слабое дуновение жара и обрывок непристойной песни кузнеца Маффла. В одной улочке выплескивала мыльную воду прачка, в другой Дэнни Уэрвилл, чьего ребенка Дженни приняла три месяца назад, доила одну из своих ревущих коров: половину молока — в ведро, половину — мимо. Дженни видела, как взгляд Гарета недоверчиво задержался на убогом храме с комковатыми, грубо вытесанными подобиями Двенадцати Богов, не отличимых друг от друга во мраке ниши, затем перекочевал к вращающемуся Кресту Земли и Неба, сложенному из камня на бесчисленных дымоходах деревни. Спина юноши стала прямой при столь явном свидетельстве язычества, а верхняя губа вытянулась, когда он заметил свиной загон, пристроенный к одной из стен храма, и пару мужланов в придачу. Облаченные в потертую кожу и пледы, они лениво болтали, опершись на жерди ограды.

— Нет, ей-богу, свиньи могут предсказывать погоду, — говорил один, протягивая палку, чтобы почесать спину громоздящейся в загоне чудовищной черной свинье. — Кливи пишет об этом в своем «Земледельце», да я и сам не раз это замечал. И еще они смышленые, смышленей собак. Моя тетка Мэри (ты помнишь тетю Мэри?) пробовала их учить еще поросятами и, знаешь, выучила одного, белого — он за ней туфли таскал.

— Да ну? — сказал второй, скребя в затылке. Дженни направила лошадь в их сторону, и Гарет, раздраженно ерзая в седле, был вынужден последовать за ней.

— Точно говорю! — Тот, что повыше, причмокнул губами, и свинья приподняла в ответ рыло с хрюканьем, выражавшим нежнейшую привязанность. — В «Аналектах» Полиборуса сказано, что в Древних Культах свиньям поклонялись, причем не как дьяволам (это все папаша Гиеро выдумал), а как Богиням Луны. — Он толкнул очки в стальной оправе повыше, к седловине своего длинного носа — забавный жест для человека, стоящего по щиколотку в свином помете.