Драконий берег

Цепочки, которые попытаются опознать, но вряд ли выйдет, ибо в большинстве своем они были простого плетения. Такие в любом магазинчике купить можно. Но с другими украшениями, может, и получится. Брошь в виде пчелы.

Полудрагоценные камни.

Или вот тот кулон-бабочка изящного плетения. Серьги…

– Он наряжал их уже мертвых. И оставил все им. Платья, белье, украшения, – голос Милдред в узкой коробке галереи звучал странновато. – Он ведь мог забрать. Передать от одной жертвы другой… и это сэкономило бы ему немало денег.

– Значит, он как минимум не беден.

– Значит. Или… охотится не только на них… Что, если он… играет не со всеми?

– Играет?

– А как это еще назвать, – Милдред с трудом подавила вспыхнувшее раздражение. – Взгляни. Вместо того чтобы просто взять и убить, он с ними возится…

Она отступила, потому как находиться рядом с Лукой стало… небезопасно? Чушь какая. Он просто слишком массивен. Огромен. И отсюда ощущение опасности.

– Ты когда-нибудь пытался понять, почему он это делает?

– Потому что больной ублюдок?

– Умный больной ублюдок. – Милдред выбросила окурок в ту же мензурку. – Очень умный. Очень хитрый. Очень опасный. И чтобы его поймать, нужно его понять.

Не верит?

Ей никто не верит. У убийц своя логика? Глупости какие. Их ловить надо, а не разбираться, с чего они вдруг слетели с катушек.

– Ты ведь не выйдешь на охоту, не зная повадок зверя? И здесь почти то же самое. Смотри, он ценит красоту. Он пытается ее сохранить. Иначе зачем мумификация?

– Чтобы поиздеваться?

С Лукой удобно в том плане, что он готов думать. Даже если и кажется, что идея пуста, но он в достаточной мере дотошен, чтобы проработать ее.

– Издеваться можно иначе. Он их не связывает. Ни у одной не нашли следов. Он их не бьет, – Милдред прикусила губу, на сей раз до крови. И эта кровь была соленой. – Он о них заботится. Ухаживает. Делает им прически. Красит… но только мертвых. Мертвые не могут отказать.

– Напрочь больной ублюдок.

Это верно. Милдред отступила к стене, прижалась к ней спиной.

– Ты как?

– Хорошо. – А вот ей не нужна забота. Забота – это совершенно лишнее в ее нелепой жизни. И нежность. И… и с ним спокойно, но спокойствие тоже обман. Милдред должна быть сильной.

И будет.

– С одной стороны, мертвые ему явно ближе. А с другой – он не спешит их убивать. Почему? Смотри, чтобы сделать чучело, нужно не так много времени. Не годы точно. И стало быть, он где-то их держит. Неделями. И месяцами. И… годами?

– Но в конце он все равно их убивает?

– Именно.

– Почему?

– Не знаю.

– Но ты поймешь. – Это было утверждением. И приказом. Что ж, с мужчиной, который приказывает, легче иметь дело, нежели с тем, который проявляет заботу.

– Я постараюсь. И я работала… с подобными.

– Знаю. Эшлендский душитель?

– Не только, – Милдред обхватила себя руками, успокаивая. – Я работала и с теми, кто уже сидит. В лечебницах…

Лука скривился. Похоже, он, как и многие, полагал, что подобные уроды заслуживают лишь одного – смертной казни.

– Я читал твою работу.

– Да? – а вот это признание Милдред удивило.

Работа получилась… весьма спорной.

Неправильной.

Противоречащей принятым догмам, и все же… все же ее выпустили, пусть и малым тиражом, предназначенным для своих. Большего Милдред и не требовалось.

– Они и вправду… не такие?

– Не такие… и такие тоже. Бывают среди них дураки, но их рано останавливают, а с умными хуже. Умные учатся жить с людьми. Казаться людьми. Они создают семьи и обзаводятся приятелями, которые уверены, что знают о хорошем парне все… – Милдред достала вторую сигарету. Ожидание было невыносимым, и этот разговор хоть как-то его скрашивал. – А потом, когда истинная суть выползает наружу, никто не верит. В гараже у Душителя нашли коробку, а в ней – пряди волос. По одной с каждой жертвы. На коробке – его отпечатки. На волосах – его слюна… точно его, мы привозили сличать. Так вот, его жена по-прежнему уверена, что мужа оговорили. Ее даже признание не убедило, да…

Милдред хорошо помнила эту красивую, холеную даже женщину, с непонятным упорством цеплявшуюся за осколки прежней жизни.

Она кричала. Требовала. Грозила судом. Она плакала, спрятав лицо за ладонями, и умоляла дать ее Гарри шанс. Он ведь хороший. На самом деле хороший, просто… ошибся.

– …Они сами виноваты! – Этот голос заставил поморщиться от боли. – Вы же видите, что они сами виноваты! Они все шлюхи…

Семь женщин, среди которых нашлось место и монахине, и школьной учительнице, и паре домохозяек.

– Они его провоцировали!

После суда она прокляла Милдред, будто именно в ней увидела источник всех собственных бед. Впрочем, это проклятие было не первым и не последним.

– Интересно не то, как они убивают. Это в конечном счете просто ритуал. Другое дело, что от ритуала им крайне сложно отступить. Теряется то удовольствие, которое они получают. Да…

Правое ухо Луки смято, такое случается с борцами. А еще эта его привычка горбиться, отчего кажется, что длинные руки его еще длиннее. Они свисают едва ли не ниже колен, и в фигуре чудится нечто такое, обезьянье.