Драконий Катарсис. Изъятый

Острова синей ярости в фиолетовом океане сладкой трепетной дрожи. Я оставил тебе жизнь, злючка, а ты в отместку сделала меня рабом. Теперь я понимаю, почему твой образ преследует меня все эти дни, все чаще и чаще. Я хочу ласкать твои пятки, прикасаться к коже, целовать нежные теплые губы, пахнущие травой, просто чувствовать, что ты есть на свете, такая вот злая, яростная и лелеющая мысли о мести. Когда это случилось? Наверное, именно в тот момент расцветения знаков на твоей шее. А потом еще и еще раз я видел твои глаза – и спешно отворачивался, чтобы не утонуть в них. Мы еще встретимся, моя шицугехай. И через покорность мою ты примешь себя, эльфийка. Примешь свою ярость и свои слезы как знак того, что я твой господин.

– Я – человек и моркот, сын и отец, раб и господин, – сорвался ответ с моих губ. – Я все – и ничто, я здесь – и нигде…

Глаза жрицы расширились, загораясь диким изумрудным пламенем. Я же закончил ответ тремя словами, разбившими вдребезги меня, Ходящую и странную комнату, в которой происходил наш с ней разговор:

– Я – это я.

И словно крылья выросли за спиной.

Глава 6 Черная мечта возрождения

Жизнь оказалась прекрасной и удивительной, не поверите. Открыв глаза, я не сразу сообразил, где я, кто и каким боком ко мне имеет отношение вполне симпатичная морра, явно ждавшая моего пробуждения. Но почти сразу в памяти высветилось все, что примерещилось. Встретившись со мной взглядом, Ходящая улыбнулась и сказала:

– Добро пожаловать в новый сон, моркот-анкх Террор Черный.

Я сглотнул и поспешно натянул покрывало по самый подбородок, озираясь в поисках чего покрепче, так, на всякий случай. Жрица засмеялась, но тут же посерьезнела:

– Твой кошмар кончился. Теперь страшные сны ждут наш мир Лахлан. И насколько они будут ужасающи, зависит только от тебя. От того, насколько ты намерен осуществить свои планы.

– А если готов до конца? – спросил я, ощущая холодок в груди.

– Нам останется только смириться. – Она склонила голову, рассыпав по плечам распущенные белые волосы. – И да смилуются над нами Пять Сил.

– Не четыре? – усомнился я, припомнив рассказы Тристании и Валарии.

– Их пять, моркот-анкх. Хтон, живущий в живом, Ливиц, питающий магию, Медос, хранящий неживое, Хтолим, пожиратель сил… – Жрица опустила голову еще ниже. – И пятая сила мира Лахлан.

Она замолкла, я же постарался окончательно проснуться. Потерев лицо, уже внимательно осмотрелся. Мы находились в сумрачной комнате, выдолбленной в стволе каньяна – так назывались эти гигантские деревья Лесного Моря. За прорубленным окном плескался полумрак серого дня, и по-прежнему где-то далеко шелестел по листве дождь. В комнате под потолком висели три магических шара, дававших неяркий желтый свет. На полу, застеленном яркими циновками, валялась моя скудная одежда, я же сам сидел на настоящем матраце, сшитом из кусков мягкой ткани и набитом чем-то шуршащим и ароматным. Когда до меня дошло, что жрица по-прежнему молчит, я настойчиво сказал:

– Пятая сила, Ходящая. Сказала «а» – говори «б». Я жду.

– У нас говорят: наступив на хвост харрами, рви тогда и усы. – Ходящая выпрямилась.

– А так говорю я, – досадливо поморщился новоявленный нарушитель традиций в моем лице. – Пустое… Я жду.

– Пятая сила Лахлана тебе известна, моркот-анкх. Именно она уничтожила в свое время твой народ, Террор. Суинаска, мать Катарсиса, сестра гнева, дочь мести, жена Хтолима, пожирателя сил. Суинаска когда-то сотворила крылатых хозяев неба и не простила тебе, моркот-анкх, оборванной песни.

– Если так, то и поделом ее детям, – отозвался я, перебирая в голове странные чужие воспоминания. – Песне отчаяния и смерти не звучать под этим небом, Халайра.