Драконий Катарсис. Изъятый

Ажурные шпили королевского дворца терялись в темной зелени леса, обрамлявшего большую лагуну с серо-стального цвета водой, которую периодически морщили порывы ветра и морские волны, прорывавшиеся через волнолом. Внутреннее море Сигин-Сараан было неспокойно, как и я. В сопровождении пятерых гвардейцев я неспешно добралась до Присутственного Холла, расположенного в огромном дворцовом донжоне в центре королевской резиденции. По пути попадались праздногулявшие придворные дамы с кавалерами, которые при виде меня сначала впадали в ступор, а затем начинали шушукаться. Пускай, жизнь во дворце — штука скучная. А тут такое развлечение — дочь последнего императора собственной персоной, да еще и практически под конвоем.

В Присутственном Холле царила звонкая тишина, вызванная достаточно сильным испугом, царившим среди находившихся здесь аристократок, ожидавших монаршего приема. Сквозь вязь ажурных стен Холла поддувал морской ветерок, заставляя эльфиек зябко ежиться в модных кисейных платьях и кутаться в тонкие накидки. Бедняжки, подумала я, вам бы пожить в своих лесных владениях, заняться делами лендов, охотой, пограничными стычками с нагами или молодыми орками, глядишь, и перестали бы обращать внимание на такую мелочь, как легкий сквозняк. Стража осталась на входе, сторожить, чтобы я не покинула приема. Возле одного из фонтанов, журчавшего многоярусными перекатами воды по прозрачным светящимся камням из шахт Салгонны, выделенных эльфам гномами по договору о разделении недр, укором враждебному миру изображала статую весьма бледная и осунувшаяся графиня Родерия, кутавшаяся в добытую где-то меховую накидку. Юная аристократка заметила, что я направилась в ее сторону, и натянуто улыбнулась. Я же остановилась возле нее, поправ ногами мозаичную сцену на полу (кажется, из истории рода пэров Ламары Двин-Амирэлей, эпизод, когда один дракон ворвался в их ленд и навел свои порядки огнем и крылом перед самым Катарсисом), и сказала:

— Надеюсь, вас не беспокоили сырые стены каземата, дорогая? Как-то раз я там побывала, навещая одного из министров отца перед казнью за растрату казны… Там было очень занимательно и сыро.

— Вы знали? — тихо спросила девушка. — Вы с самого начала знали, что королева не поверит моим словам и не станет ничего с вами делать?

— Разумеется, знала, — подтвердила я. — Учите историю и геральдику, особенно уделите внимание старшим родам. И тогда вы будете знать, с кем стоит затевать свару и тяжбу, а с кем лучше дружить.

— Как это возможно? — На лице юной фаворитки отразилось недоумение. — Почему королева Насария не извела ваш род до последнего отдаленного родственника?

— Тогда ей пришлось бы покончить с собой, — усмехнулась я. — Она же была моя двоюродная тетя. А у нас в семье принято при рождении накладывать на ребенка узы крови, чтобы исключить убийства в семье. Императорская кровь дорогого стоит, и проливать ее зазря не позволено никому даже спустя столько лет после падения рода Аснатари.

— Дио обвинила меня в измене, — прошептала графиня, окончательно растеряв гонор. — Из-за этого проклятого ошейника.

— Так ведь она права, моя дорогая, — посочувствовала я где-то внутри нагловатой девице. — Вы же сами полезли на Террора, вас никто копьем в спину не подгонял.

— Ренгехаю невозможно сопротивляться, вы же знаете, — вздохнула Родерия. — Хотя я помню все в деталях…

Ее лицо вдруг стало пунцовым, а глаза заблестели. Девушка нервно облизнулась и сглотнула. А меня настигла догадка, заставившая даже слегка опешить. Но проверить стоило, и я спросила:

— Правда ведь хочется повторить?

— Хочется, — выдохнула она. — Эта светящаяся кожа, запах, от которого ум рассыпается искрами безумия… Хочется обнять его и не отпускать, чувствовать его, ласкать, как ветер тревожит ковыль…

Она вздрогнула, приходя в себя, судорожно пригладила ладонями свои растрепанные фиолетовые волосы и почти затравленно посмотрела мне в глаза. Взгляд молодой графини молил о пощаде, лицо же вновь наполнилось холодным презрением. Я усмехнулась и сказала:

— Да вы настоящая поэтесса, госпожа Родерия. Причем влюбленная.

— Вы несете чушь. — Губы графини скривились, а сама она отвернулась, глядя на двери, из которых должна была появиться королева.

Я поймала себя на том, что внимательно рассматриваю графиню, словно увидела ее впервые. Родерия стала казаться мне чем-то очень интересным. Путешествие вдвоем не открыло мне столько, сколько этот короткий разговор. Несомненно, каземат повлиял на девушку не худшим образом. Она смогла, пусть и ненадолго, снять с себя примерзшую маску надменности, за которой открылась девчонка, мечтающая о любви и боящаяся ее. Бедная красавица, поняла я, как же тебе плохо тут, раз только одна встреча с чистым, незамутненным наносными покровами моркотом так на тебя подействовала.