Драконий Катарсис. Изъятый

Я обернулся и едва сумел разглядеть в густом сумраке Горотура. Что-то длинное и шелестящее, метров этак пяти, бурно отреагировало на наши переговоры и с шумом скрылось среди ближайших корней, заставив меня поежиться. Горотур зябко повел плечами и сказал:

— Он будет здесь минут через десять.

В ответ ему вязкая влажная земля под ногами, покрытая толстым слоем мха и гниющей листвы, вздрогнула, отчего пространство на мгновение заполнилось шипящими шорохами, стрекотанием и писком. Сквозь тенета паутины, мхов и другой липкой гадости к нам продралась лесная стражница, вернувшая себе лиственный покров. Гаста спросила:

— Все в порядке?

— Более чем, — ответил я.

— Вот и чего ради был весь этот цирк? Что мы сможем сделать? — поинтересовался даявэл. — Вервуда не остановишь, нарисовавшись у него перед носом.

— Помолчи, — сказал я уже с раздражением.

Темные глаза Горотура остановились на мне, после чего он молча пожал плечами, а форестесса хмыкнула и добавила:

— Правильно, заткнись.

— Ты тоже, — спокойно сказал я, ощутив всеобъемлющее спокойствие. Никогда не думал, что мое горло способно издавать такие рычащие звуки. Лес вокруг нас наконец наполнился тишиной, в которой все явственней звучали тонкие дрожащие стоны, похожие на горький плач потерявшегося ребенка. Щемящее чувство сострадания едва не заставило меня охнуть. Где-то там, в дебрях Бездны, наугад брело существо, отчаянно пытавшееся найти хоть кого-нибудь. И ему было очень страшно. И больно… Больно до паралича в огромном теле. Новый взрыв ментального плача выбил мое сознание из тела.

Когда-то на Земле

Она стояла ко мне вполоборота и смотрела на волны, грызущие земляной берег водохранилища. Я с кривой усмешкой отвел взгляд и сказал:

— И долго ты думала?

— Долго, Валентин, очень долго, — отозвалась Лиза тихим голосом. — Мы больше не можем быть вместе. Помнишь, когда-то ты поклялся, что я стану центром твоей вселенной?

— Помню, — обронил я, сглотнув.

— Это оказалось тяжело — быть центром твоей вселенной, Валентин. — В голосе Лизы зазвенели сдерживаемые слезы. — Как оказалось, я не готова стать тебе второй матерью.

— Я никогда не просил тебя об этом. — Внутри что-то оборвалось. Этот разговор и без того не был особенно нужен, но она настояла, чтобы я пришел на то место, где мы восемь лет назад познакомились.

— Конечно, не просил. — Порыв ветра взъерошил подол ее ситцевого платья. — Ты никогда ни о чем не просишь. Тебе вообще кто-нибудь нужен, Валя? Эти вечные задержки где-то, то на работе, то у друзей. Твои постоянные срочные авралы. А дома тебя не вытащишь из-за компьютера — все те же авралы, срочные задания, графики, вся эта чепуха…

— Мы уже говорили об этом не раз, Лиза. — Я поморщился. — Ты действительно думала, что я возведу тебя на пьедестал и буду устраивать ежедневные шаманские пляски, забыв про свои интересы, про работу, про планы? Что я позволю кому-то управлять моей жизнью вплоть до того, что мне пришлось в последнее время даже отчитываться о каждой своей мысли? Это не могло продолжаться долго.

— Марат уедет со мной. — Теперь она была холодна и готова к любым возражениям с моей стороны.

— Спорить не буду, дорогая. — Я заставил себя выдавить эти пугающие слова. — Ребенку будет лучше с матерью. Но и ты помни: любая попытка настроить его против меня или воспрепятствовать нашему общению приведет в зал суда.

— Ты всегда знал, чего хочешь от жизни, — горько сказала она.

— Как и ты. — Я выдохнул напряжение тяжелым потоком воздуха. — Как и ты, родная.

Больше я не видел ни ее, ни сына. Живыми. Экскурсионный автобус, в котором они ехали спустя неделю после разговора, в районе какого-то городка в Золотом кольце России, лоб в лоб столкнулся с груженым КамАЗом. Лиза и семилетний Маратик всегда любили кататься на передних местах… Они погибли сразу, даже не успев толком понять, что происходит. Так объяснял потом следователь, пытая меня какими-то глупыми вопросами. А потом — год воя и жажды умереть. Мои родители и мама Лизы не допустили до греха. Но вкус к жизни вернула давняя подруга, открывшаяся с совершенно новой стороны. Фотография сына с тех пор не покидала моих карманов, вплоть до рыжей лисы на ночной дороге.

И сейчас отчаяние малыша сорвало коросту старой раны. В первое мгновение я болтался в прострации от несуразности происходящего. В реальности вервуд был огромен и страшен, а вот в астрале он оказался маленьким одиноким ребенком, разбуженным пугающей болью и запахом крови. И это дитя шло теперь вперед, влекомое двумя желаниями: найти хоть кого-нибудь, а заодно убрать из напуганного сердца ощущение страха. В эти секунды, когда я понял, что оказался для малыша теплым маяком доброты и понимания, когда воспоминания встряхнули мою душу, стало понятно и то, что отправлять Дитя Леса вершить суд над нагами будет чудовищным предательством.