Драконий Катарсис. Изъятый

— Вы ведь можете черпать силу прямо из океана энергии без всяких посредников, если мне память не изменяет. Да, да, и не смотрите на меня так. Все равно шкуру не продырявите. Силенок маловато.

Олькаран, Увиарт и Аскалай одновременно поскучнели и попытались сделать вид, что их тут не стояло. Горотур улыбнулся совсем широко и сказал:

— Моя сильный, да. Но моя еще и умный, ага… А теперь рассказывайте, чего ради вам так приспичило заставить парнишку сделать выбор, которого у него на самом деле здесь нет.

Я таращился на рогатого в полной прострации. Метаморфоза, происшедшая с обычно немногословным угловатым воином, вогнала меня в ступор. Особенно же зацепили его слова о способностях этой четверки. Пармалес и Халайра были озадачены не меньше. Кейанэ настороженно отступила на шаг назад и спросила:

— Разве ты посвященный даявэл? Ты же в рогатой фурре?!

— Ты забыла, что мы, пастыри неба, обладаем нужными знаниями от рождения. — За спиной тура словно включился прожектор. Белое сияние ослепило меня, оставив в глазах черный силуэт рогатого. Горотур продолжил: — И очень уж вы, полубоги, верите во всякие там фурры и фурражи. Пятеро Сил нашего мира наделили народы ипостасями не для того, чтобы ограничить нас в наших возможностях, а лишь ради того, чтобы продлить наш век. Так зачем вам выбор хайверса? Пармалеса и Халайру он не выберет, меня… Тоже без вопросов, он у нас по женщинам. Значит, одного из двух родителей Леса… Не зря же один из братьев вдруг стал эльфиечкой. И кто же из вас вознамерился стать шестой силой Лахлана? Уж не Аскалай ли, готовое ради Леса умертвить весь остальной мир? Или Олькаран, заигравшийся чужими судьбами? А может, это сам Увиарт, пожиратель глубинной сути? Или ты, великая Кейанэ?

Сияние плавило темный силуэт, смывая волнами света лишние пропорции. И то, во что превращался рогатый, заставило меня оцепенеть. Новый облик тура пока не был виден, но по контуру он очень мне кого-то напомнил. Менялся и голос тура, от хрипловатого глухого баса к красивому бархатному тенору, больше свойственному юноше, чем амбалу с двумя секирами:

— Я жду ответа на свой вопрос, полубоги.

И свечение за спиной тура схлынуло, оставив резь в полуослепших глазах. В этот момент я услышал веселый смех своего двойника. Пармалес почти задохнулся от хохота, заработав несколько сильных хлопков по спине от озадаченной сестры, приговаривавшей:

— Хватит ржать! Объясни, что такое?!

— Шутка затянулась, — холодом прозвучал голос Увиарта. — Мы уходим, сестра.

Четыре тени скользнули на грани видимости, заставив мои глаза плакать еще сильнее. Усиленно протерев веки в попытке справиться с влагой, я спросил, перестав что-либо понимать:

— Что происходит?

— Это что, я еще жив, что ли? — Характерные мурлыкающие обертоны в раздавшемся голосе бросили меня в озноб.

Он же валялся под стеной, пробитый алебардой насквозь! Но это действительно был харрами собственной персоной. Наконец глаза перестали слезиться, и я осмотрелся. Все четыре бога Лесного Моря благополучно пропали, а мои спутники приходили в себя, словно и не было в тронном зале бойни и не валялись они тушками по углам. Клэв как-то очень уж нервно теребила Гасту, щупавшую свою грудь неверными движениями рук. Кевианзия выпученными глазами смотрела в никуда, судорожно вцепившись обеими лапками в дубину. Харрами подозрительно переводил настороженный взгляд с меня на Пармалеса и обратно, соображая что-то в ушастой голове.

Опомнившись, я уставился туда, где стоял Горотур. Но знакомого мне рогатого там не было. Передо мной стоял высокий крепкий парень лет восемнадцати-девятнадцати на вид с коротко стриженными волосами серо-стального цвета. В чуть заостренном лице угадывались черты Горотура, но не сильно. А вот карие глаза, хитрые и добродушные, смеялись россыпью чертенят. Превращение рогатого здоровяка в человека не прошло незамеченным ни для кого в тронном зале. Сероволосый с интересом уставился на меня, а потом с улыбкой сказал:

— Даже не думай, хайверс. Пастырь драконов не про тебя.

Словно ушат ледяной воды вылили на мою несчастную голову. О чем это он? Чтобы я? С ним? Да я же его сейчас порву, как Тузик грелку, за одну только мысль, что могу с таким интересом глянуть на парня! Стоит тут в одной куцей набедренной повязке, нимбом посверкивает и через губу общается! Я уже с совсем другим настроением смерил наглеца взглядом и сказал:

— А ты о себе высокого мнения, мальчик. Губа не треснет? Действительно думаешь, что все вокруг тебя хотят?

— Разумеется, — кивнул парень. — В образе верзилы я отличный воин, а в этом облике мне нет равных в других битвах.

— А губозакаточного облика у тебя нет случайно? — поинтересовался я, закипая.

Вот ни черта себе! Этот тип всерьез возомнил, что я кинусь ему на шею и начну уговаривать на что-то там этакое?! Я поморщился, со злостью глядя в глаза сероволосому. На мое правое плечо опустилась тонкая ладонь, и знакомый голос с ленцой проговорил над ухом:

— Он тебя обидел, Террор?