— В Былтэнь целый отряд Яношевых людей, — проговорил Войко, тяжело присаживаясь на седло и, несмотря на тревогу, радуясь долгожданному отдыху.
А вот второй слуга, казалось, так боялся погони, что даже об усталости забыл — Нае, спешившись, жадно отхлебнул вина из походной фляги, после чего тут же принялся собирать хозяйские и свои вещи, уже этим давая понять, что от злосчастной деревни следует немедленно уехать подальше.
"Зря я тогда сказал, что не суеверен", — подумал Влад, а серб меж тем рассказывал:
— Въехали мы в Былтэнь, отыскали постоялый двор, ещё и в ворота постучать не успели, как слышим — речь нерумынская. Вернее, это Нае понял, потому что я румынскую речь ещё плоховато знаю, а он сразу сказал, что там не румыны.
— Ну... и... — начал понукать Влад, а Войко продолжал:
— Глянули мы поверх частокола и видим — люди во дворе. Двое. Они дверь не закрыли, а из двери свет шёл. Видать, вышли по нужде, впотьмах боялись ходить, вот и оставили себе освещение, поэтому мы их хорошо разглядели — увидели, что одежда у них, как у воинов. А сами они вина выпили многовато, поэтому нас не заметили.
— А тут я вижу, — встрял Нае, — во дворе волы стоят нераспряжённые. Я даже впотьмах понял, что наши. У одного звезда белая во лбу.
— Стало нам тревожно, — сказал Войко. — Конечно, на постоялых дворах всякий народ попадается: здешний и нездешний. Да и волы могли быть нераспряжены оттого, что слуги твои только прибыли, не успели ещё о скотине позаботиться.
— Начали мы решать, как быть, — опять встрял Нае. — Нам же следовало всё доподлинно разузнать.
— Мы в ворота стучать не стали, — продолжал Войко. — Отъехали подальше и договорились, что Нае через забор перелезет и в окна хаты глянет — что внутри делается. Договорились, что с улицы я его подсажу, чтоб частокол перелезть, а обратно на своём поясе вытяну — ремень-то у меня длинный, потому что я сам человек немаленький.
— Так и сделали, — продолжал Нае, не забывая при этом складывать вещи. — Я через забор перелез, к окнам подкрался. Заглядываю, а хата полна воинов — кто за столами ест-пьёт, а кто спит прямо на полу у печки, в плащ завернувшись. И оружие никто из них не снял. Там только шлемы лежали на лавке внавалку, а вот мечи никто не снял, как будто ждали кого-то.
— Так... — многозначительно произнёс Влад, понимая, кого ждали воины, однако рассказ Нае ещё не подошёл к концу:
— Заглянул я с другого окна. Ведь там столько людей в хату набилось, что я сразу всего не разглядел... И вот тогда-то увидел твоих слуг. Сидят на полу, верёвкой обмотанные, понурые, и битые к тому же.
— А выручить их было никак не возможно? — спросил Влад, но тут же сообразил, что вопрос получился глупым. Конечно, невозможно, когда их целая толпа воинов охраняла!
Нае на минуту перестал собирать вещи и, казалось, чего-то испугался, но это он вспомнил свой недавний испуг:
— Я тоже об этом думал. Вот об этом как раз и подумал, когда один из твоих слуг увидал меня через окно. Он голову повернул, с надеждой так смотрит, но... вот только глянули мы в глаза друг другу, как вдруг в хате крик: "Эгей!" Остальных слов я не понял, потому что не по-румынски кричали. Вижу только, что все воины разом вскочили, и тут один из них пальцем тычет на моё окно. Значит, это они меня увидели! Я только от окна прянул, а уж понял — человек двадцать из хаты на двор кинулись меня ловить! Побежал я к тому месту у забора, где Войко пояс перекинул, да поздно — там уж эти воины. Оглянулся, а мне и обратный путь отрезан. Сам не знаю, как выбрался. Наверное, Бог мне на время крылья отрастил, потому что я вот с того места, где стоял, так и взвился, подпрыгнул, руками за острые верхушки кольев ухватился, подтянулся. Сам не знаю, как перелез. "Войко, — кричу, — где ты!? Спасайся! И меня спасай!"
— Я, конечно, сразу на крик примчался, — сказал Войко. — Сам на коне уже и второго коня за повод держу. "Вот, — говорю, — Нае, влезай скорей". И только-только успел Нае в седло забрался, как на постоялом дворе ворота открылись, оттуда толпа — кто верхом, а кто пешком с факелами. Припустились мы во весь дух. Верхом за нами гналось человек восемь, остальные все пешие, но те, кто верхом, долго не отставали. У них кони были свежие, а у нас уставшие. Но всё-таки отстала погоня, потеряла нас в темноте.
Нае, глаза которого только что были широко раскрыты от страха, успокоился и начал думать теперь о будущем, которое представлялось омрачённым большой потерей:
— Эх, сколько добра всякого было в телегах. Всё пропало. И вся одежда твоя пропала, господин. Жалко. Особенно кафтанов жалко, которые родителю твоему принадлежали. Два года я их хранил, и вот так в один день всё потерялось.
— Господин, ты, я вижу, золото закопал? — меж тем спросил Войко.
Влад сидел перед ним на корточках, поэтому сербу было видно, что руки и колени господина испачканы в земле.
— Закопал, — подтвердил Влад и, глянув на небо, которое уже начало светлеть, добавил. — Пойдите, поищите. Место от поляны недалеко. Если не найдёте место, значит, закопано хорошо.
Войко устало возразил: