Драконий пир

Да, молдавские бояре, даже не входившие в избранный круг, чувствовали себя вольготно и говорили об Александре весьма дерзко. Влад же думал о боярах румынских: "Наверное, именно так они о моих родичах рассуждали, твари двуличные. В глаза говорили одно, а за глаза — другое". Ему хотелось окрикнуть нынешних бояр, назвать своё имя и спросить, как они смеют разговаривать непочтительно, но он сдерживался.

Александр меж тем христосовался с наиболее знатными боярами и дарил им куриные яйца, окрашенные в красный цвет и покрытые росписью. Князь вынимал свои подарки из корзины, покоившейся на руках у слуги, причём для кого-то вынимал не одно яйцо, а по два и по три, желая почтить особо.

Матушка князя точно так же поздравляла боярских жён и дочерей. Она первая заметила, как из храма вышел митрополит и священники, успевшие снять богослужебные одежды и остаться в чёрных монашеских.

Александр, обернувшись по слову матери, похристосовался с митрополитом, но яйцо владыке подарил не крашеное куриное, а отлитое из чистого золота.

Влад, стоя за спиной кого-то из бояр, опять услышал дерзкие речи — некий наглец в синем кафтане хмыкнул и сказал соседу слева, одетому в зелёный кафтан:

— Видал, что владыке досталось? Неужто, Александр хочет показать, что не беден? Кого обмануть решил? Или надеется, что мы подумаем, будто он сам научился яички нести, да не простые, а золотые?

Народ, собравшийся на площади, тоже ждал своей очереди получить от Александра что-нибудь. Впрочем, только сейчас, при свете солнца, Влад увидел, что это не просто люди, а бедняки и даже нищие. Судя по всему, они надеялись получить не яйца, а деньги.

Недавний румынский князь не мог избавиться от подозрения: "А вдруг эти оборванцы — такие же притворщики, что и я? Вот я надел дорогую одежду и потому нахожусь среди бояр. А если б надел рубище, то мог бы так же оказаться среди нищих и получить подаяние, которое мне не положено. В этой толпе наверняка много бездельников и даже разбойников, которые пришли сюда в надежде, что удастся получить от государя золотой. Для них даже один золотой — богатство".

Наконец, стража расступилась, чтобы несколько десятков счастливцев могли прорваться к молдавскому государю, сказать "Христос воскрес" и получить милостыню. Между нищими едва не дошло до драки, но Александр отнёсся к этому спокойно и, опустошив свой кошелёк, вместе с митрополитом и матерью отправился пешком во дворец.

Бояре и боярские жёны, следуя за своим князем, тоже на ходу одаривали милостыней, кого успевали, но нуждающиеся, даже получив подаяние, почему-то не отставали, а продолжали идти по улице вместе со всеми.

Влад понял, в чём причина, как только миновал широкие, настежь распахнутые ворота княжеского двора — во дворе, прямо перед дворцовой хороминой были накрыты столы. Пусть угощение на них стояло самое простое, но беднякам казалось довольно и этого — возле столов началась толкотня и давка, а Александр и его знатные гости, уже не обращая внимания на чернь, взошли на крыльцо и проследовали в пиршественную залу.

Влад старался держаться спокойно. Ему почему-то всё время казалось, что сейчас его кто-то грубо окликнет:

— А ты куда? — или даже схватит за руку, однако ничего этого не произошло.

Место на лавке непрошенный гость, к своему удивлению, нашёл без всякого труда. Собравшиеся бояре знали друг друга плохо, поэтому не спорили меж собой, кому положено сидеть ближе к князю, а кому — ближе к дверям.

Конечно, пробраться в дальний конец залы, где стоял княжеский стол и столы избранных бояр, можно было даже не пытаться, но середину и пространство возле дверей гости могли делить, как хотели.

Государева матушка, а также боярские жёны и дочери кушали отдельно в другом зале, так что мужчины, не боясь женских ушей, стали вести себя вольнее. Иногда в речи прорывалось крепкое словцо.

Стало шумно. К тому же перед столами стояли музыканты и играли, кто на чём — тут были и флейты, и дудки, и гусли. Эта музыка заглушала голоса. Расслышать друг друга могли лишь собеседники, сидящие бок о бок. Никто уже не боялся оказаться услышанным посторонними, и потому речи сделались злее — особенно после второй чарки вина:

— Глянь-ка, как гордо восседает. Будто всё ему нипочём, — говорил один боярин другому, указывая краем кубка на Александра. — Посмотрим, долго ли просидит.

— Вот-вот, — согласился товарищ, разламывая ягнячью ногу, и спросил небрежно. — А отец-то Александров отчего умер? Молодой же был.

— Да кто его знает. Может, от яда, — сказал первый боярин.

Услышав про яд, Влад невольно начал прислушиваться лучше.

— А почему от яда? — продолжал спрашивать второй. — Может, хворь напала.

— Знаем мы эти хвори, — усмехнулся первый боярин. — Что-то у нас все государи хворые. Тебя послушать, так они как чихнут, так сразу с ног валятся, и прямо в гроб.

— Я такого не говорил, — возразил второй.

— Да разве от хвори может быть такое, что у нас творится! — продолжал первый боярин вполголоса и тут догадался. — Так тебя же при дворе не было — ты не знаешь ничего...