Драконий жемчуг

Вон суматоха какая-то началась! Из дома выскочила Мин Хва, понеслась по двору, размахивая руками и что-то причитая. Слуга-мужчина — такой молчаливый и незаметный, что Ха На до сих пор его имени не знала, — вытягивая шею, заглядывал в дом; руки за спиной от переживаний прямо в узел завязаны. Несущая плошку женщина оттолкнула его плечом — слуга качнулся и вновь занял свой пост сторожа. Неужели хуже стало? Или и вовсе?..

Ха На съехала спиной по камням ограды и уставилась на собственные вытянутые ноги. Так и сидела, тараща глаза и уже не реагируя на суматоху в доме, пока из ворот не вышла бабушка. Поглядела сверху на внучку, пристукнула палкой. Сказала хмуро:

— Расселась тут! Твоим видом только квисинов пугать! Вставай, домой пошли.

По-прежнему глядя на ноги, Ха На поднялась и поплелась впереди по уже до камешка изученной дороге. Слушала покашливание да постукивание палки за спиной. Боялась обернуться и спросить боялась. Наконец бабушка произнесла недовольно:

— Да жив он, жив, твой янбан! Очнулся, сразу есть захотел. Аж пару ложек супчика одолел.

— Правда?! — Внучка так резко остановилась и крутанулась на месте, что чуть не упала. Схватилась за костлявую старушечью руку. — Правду говоришь, бабушка?!

— Еще не хватало — врать тебе, ты наш управляющий, что ли? Живой.

Сощурившись, бабушка хмуро смотрела на море. То уже три дня не могло успокоиться, нежданная непогода.

— Вот нарушение зарока как сказалось-то! А вроде парень такой сильный да здоровый!

Ха На втянула голову в плечи, ожидая привычного «А все ты виновата!». Но озабоченное лицо старой хэнё неожиданно прояснилось:

— А может, и к лучшему. Может, и не поторопился он вовсе, а все вовремя сделал! Раз уж такие времена наступают…

— А?

— Пойдешь к ним вечером, отвар отнесешь! И чтобы отцу в ноги, а парня с ложечки кормить, поняла?

Пришлось кормить. Не тем же, правда, вечером и не на следующий день — через пару.

Когда Ха На прибежала с очередным целебным отваром, Сон Ён сидел на топчане во дворе, обложенный подушками и одеялами. Упрямец, шепотом пояснила Мин Хва, ни за что не хотел больше лежать в доме, душно ему, видите ли, и темно! Косясь на прикрытые двери — а ну как сам министр Ким объявится и на нее накинется с руганью? — Ха На несмело приблизилась к молодому янбану. Неловко поклонилась.

— Вот. Бабушка тебе передала.

Ни слова. Ни взгляда. Ровно и не видит ее. Эк он… обиделся, что его тогда не послушала? Или злится, что из-за какой-то ноби зарок нарушил, с чего и пострадал? Мин Хва подбадривающе покивала ей и удалилась на цыпочках. Помедлив, девушка налила отвара в кружку, попыталась всунуть в руку больному: тот не оттолкнул, но и не взял.

— Ну… попей давай, — неловко пробормотала Ха На. Поднесенную к губам кружку парень тоже не заметил. Темный отвар потек по неподвижным губам. Ащ-щ-щ!

Ха На напомнила себе, что он болен, а больные, как известно, люди мало того что немощные, так еще и донельзя капризные. Пришлось-таки взять ложку. Усевшись сбоку, опять попыталась влить злосчастный отвар в сухие губы янбана. Еще и приговаривала при этом, как маленькому:

— Вот, давай потихонечку… подую, чтобы не обжегся… давай полегонечку, давай помаленечку… ай молодец, ну что ты за молодец у нас!

Парень вроде и не слушал ее, даже глазом не косил, но в нужный момент послушно приоткрывал рот и медленно, с трудом глотал. Всё на море, не отрываясь, смотрел. А Ха На — на него. Побледнел, похудел; скулы, ключицы и запястья вон как выпирают… И глаза ввалились. А какие ресницы у него, оказывается, длинные, прямо как у девушки-красавицы! Если дотронуться, наверное, пальцам щекотно будет…

Не меняя выражения лица, даже и взглядом не поведя в ее сторону, Сон Ён сказал ровно:

— Я так хорош?

Вздрогнувшая от неожиданности Ха На отпрянула — будто не слова он произнес, а кулаком замахнулся. Конечно, пролила при этом очередную порцию драгоценного варева. Зашипела с демонстративной досадой: вот, мол, готовили, тащили и такая незадача… Вновь поднесла к его губам ложку.

— Пей, пока совсем не остыло.

Сон Ён, скривившись, отвернул голову. Девушка с терпеливым вздохом потянулась промокнуть его рот и подбородок. Не ожидала, что больной дернется, перехватит ее руку. Да еще и прошипит гневно:

— Ты чего меня трогать вздумала?!

Ха На поморгала растерянно. Потом очнулась. Озлилась. Рывком высвободив руку, вскочила.

— Сдался ты мне — трогать тебя! Сам теперь пей и не выделывайся! Бабушка глаз не смыкала, всю ночь лекарство готовила, а ты тут рожи кривишь! Никакого уважения к старости! Никакой благодарности! Лишь бы спесь свою янбановскую показать!

Глаза Сон Ёна блеснули. Он произнес вроде бы с удивлением:

— Наконец-то все как было — ты ей слово, она тебе десять! А я уж опасался, что после утопления у тебя что-то с головой случилось, уж слишком ты добрая да тихая!

Уже донесшуюся до ворот девушку эти слова будто стреножили. Ха На постояла, глядя в землю, посопела, повернулась и поклонилась низко:

— Спасибо, что вытащил меня. И… и мне очень-очень-очень жаль, что ты заболел!

И — стрелой из ворот.