Это стало новостью для меня.
— Что ты сказал?
— Мерсель. Мальчишка Лидды. Он использует его, чтобы убивать вепрей.
Остался ли у него яд? Я задумался. Мне пришло в голову, что вепрей становится найти всё трудней. Я знал, что можно смазать соком из корня стрельца кусок колючей проволоки, прибитый к забору — кабан любит чесаться обо что ни попадя. И да, они действительно наносят большой урон побегам кукурузы. Вот за что я выплачиваю вознаграждение. Конечно, корень стрельца вне закона, как и множество других полезных вещей.
— Будет лучше, если я сам спрошу у него, — сказал Эбба. — Он не захочет влипнуть в неприятности.
Похоже, решено единогласно. Ладно, всё равно от нашего сидения в кустах пока никакой пользы. Мне пришло в голову, что если дракон не заметит тушу козы с капканом под нею, никаких гарантий, что он заметит точно такую же тушу, набитую корнем стрельца. Я подавил эту мысль как неконструктивную.
Мы оставили капкан и скорпион наготове, на всякий случай, и двинулись на нашей развалюхе обратно в Касл—Фарм.
Всё началось с того, что, когда мы добрались до вершины Кабаньей Спины и начали спускаться к Касл—Лейн, я принял ярко–красное свечение на горизонте за последний отблеск заходящего солнца. Пока мы приближались, я продолжал думать, что так оно и есть. Однако к тому времени, когда мы миновали айвовый сад, моя гипотеза уже не выглядела соответствующей действительности.
Лютпранда мы нашли в гусином пруду. Дурень, он прыгнул в воду, чтобы спастись от палящего огня. А там на дне трёхфутовый слой ила. Я мог бы ему сказать.
Между делом: я думаю, что Лютпранд был моим сыном. Во всяком случае, семнадцать лет назад я достаточно близко знал его мать. Естественно, я ничего не мог ему рассказать. Но он очень напоминал мне меня самого. Во всяком случае, в нём было пополам ума и дури, как и во мне. Броситься в пруд, чтобы избежать пламени — именно так я и поступил бы в его возрасте. Само собой разумеется, он не присутствовал при том, как двадцать один год назад мы выкапывали этот проклятый пруд, так что не мог знать, что мы выбрали это крайне топкое место, не найдя ему более полезного применения.
Слава Богу, больше никто не пострадал, но сенник, под завязку набитый соломой, поленница — всё превратилось в пепел. Тростниковая кровля выгорела, а стропила чудом уцелели. Но потеря такого количества сена означала, что с наступлением зимы, которая не за горами, мы вынуждены будем забить много совершенно здорового скота, поскольку я не могу позволить себе закупать для него корма. Беда одна не ходит.
Жена Ларкана, Опито, билась в истерике, несмотря на то, что её жилище огонь не тронул. Ларкан сказал, что это была большая ящерица — футов двадцать длиной. Он мельком увидел её как раз перед тем, как затащить жену и сына под телегу. Он смотрел на меня так, будто это я был во всём виноват. Только этого мне и не хватало после долгого дня, проведенного в зарослях вереска.
Лютпранд играл на флейте, не очень хорошо. Я подарил ему ту, что привёз из Аутремера. Я не обнаружил её среди его вещей, так что думаю, он её продал.
В общем, что тут скрывать, я был обеспокоен. Чем бы ни был этот ублюдок, откуда бы он ни явился, с ним нужно было кончать, и как можно быстрей. По дороге от фермы Мархауз опять ударился в путаные рассуждения о полётных линиях, мол, надо бы нам переместить приманку. По его выходило, что нам нужно подержать её два дня здесь, пока ветер южный, потом, если толку не будет, два дня там, а если и тогда ничего, значит мы уже будем знать наверняка, что этот гад летает вдоль реки, так что или здесь, или там, или где–нибудь ещё, рано или поздно, но наша уловка сработает. Я улыбался и кивал. Уверен, он был совершенно прав. Он хороший охотник, этот Мархауз. В конце охотничьего сезона он всегда совершенно точно знает, в каких норах скрывалась вся та дичь, которую мы не смогли найти. В следующем году, говорит он… Проблема в том, что сейчас у нас не было времени ждать следующего года.
К полуночи (мне не спалось, вот же странность) я совершенно точно знал, как всё провернуть.
Прежде чем вы станете смеяться над моей самонадеянностью, скажу, что у меня не было никакого логического объяснения моим выводам. Полётные линии, модели поведения, жизненные циклы, покровные культуры, брачные сезоны, роза ветров — сложите всё это вместе, и вам неизбежно откроется истина, которая затем ускользнёт от вас шустрой змейкой и затеряется в корнях бесконечных переменных. Я же — просто знал.