— Сонь, ты что такое говоришь? — произнесла я, заглядывая ей в глаза, заключая лицо в ладонях. — При чем тут ты? В чем ты вообще виновата?
— Не я. Мое тело. Абсолютно бесполезное! Как можно было залететь от этого… после этого…
Она задыхалась, а еще, судя по всему, у нее явно начиналась истерика. Как бы мне сейчас пригодились способности Люциана или хотя бы практика по первой магической помощи, которая тоже начнется на третьем курсе. Вот где вообще логика — флору и фауну мы изучаем, историю тоже, а как помочь в случае чего — так это на третьем курсе!
— Со-онь. Соня! — чуть громче повторила я, наклоняясь к ней ближе. — Я здесь. Я с тобой. И я считаю, что ты самая лучшая девушка на свете, просто сейчас тебе очень тяжело. Честно — не представляю, как бы я с этим справилась. Наверное, не справилась бы, но ты одна из самых сильных людей, которых я знаю. Клянусь, что больше никогда не буду на тебя обижаться из-за ерунды. Клянусь, что больше никогда не отвернусь от тебя, что бы ни случилось.
— Значит, ты поможешь от него избавиться? — как заведенная повторила она.
Я глубоко вздохнула.
Как на такое ответить?
Что на такое ответить?
— Если ты через пару недель не изменишь своего решения, я тебя поддержу.
Меня аж перекорежило от таких слов. Представить, что я поддержу убийство ребенка… Раньше я никогда не задумывалась об абортах. Честно — даже не копалась в этом, потому что мне в голову не приходило, что можно убить малыша, который растет внутри тебя. А уж если на таком сроке, как у Сони? Как это вообще делается? Здесь, с магией, наверное, гораздо проще. В смысле, гораздо проще это сделать, магически прервать жизнь. Даже на гораздо больших сроках, чем в нашем мире.
Такое вообще возможно?! Вообще допустимо?!
По коже прошел мороз.
— Но я не хочу, чтобы ты всю оставшуюся жизнь ненавидела себя за то решение, которое принимаешь сгоряча. Сейчас ты ненавидишь себя за то, что беременна, но ненавидеть себя за то, что ты убьешь собственного ребенка гораздо страшнее. — Я говорила, и в меня словно снова втекала темная магия, добираясь до самого сердца. Хотя сейчас, разумеется, дело было не в ней. — Поэтому, Соня, подумай о нем. Или о ней. Кто бы это ни был. Подумай, как о маленькой жизни, о существе, у которого бьется сердце. О том, кто не знает, что сделал его отец, о том, кто не знает, что думает его мать. Все, что у него сейчас есть — это ты. Он слышит удары твоего сердца. И на каких-то инстинктах, я не знаю, тянется к ним. Для него ты — его мама, его защитница. Просто подумай об этом, Сонь.
Я сама не заметила, как из моих глаз тоже потекли слезы, и спустя мгновение подруга присоединилась ко мне. Так мы и сидели на кровати, обнявшись, и ревели вдвоем, пока Соня не прошептала сквозь всхлипы:
— Я не буду, Лен. Не буду… его убивать, — она шмыгала носом, а я вздохнула с облегчением и поцеловала ее в макушку.
Повторила:
— Ты очень сильная, Драгунова. Ты справишься. Слышишь? Мы справимся вместе.
— Никакая я не сильная, — Соня подняла зареванное лицо. — Я так скучаю по маме, Лен… ты даже не представляешь! Ночами она мне снится — как я ее обнимаю, а потом она растворяется в тумане. Я тянусь к ней сквозь миры и не могу дотянуться. Не могу сказать, что я жива. Не могу даже просто увидеть… узнать, как она сейчас. Просто посмотреть хотя бы разочек… хотя бы один последний раз увидеть ее…
Мне надо было промолчать. Я должна была промолчать, но я не смогла. Не сейчас.
Покачав головой, я прижала подругу к себе крепко-крепко и произнесла:
— Я видела твою маму, Сонь. И ты тоже можешь ее увидеть.
Глава 26
Мертвые земли отравлены странным, ни с чем не сравнимым притяжением. У кого-то они вызывают панический страх — когда так и тянет оглянуться за спину, чтобы увидеть чудовище. Или сделать шаг, чтобы пересечь границу. У кого-то — желание биться в истерике, не все справляются с долгим присутствием тьмы в двух шагах от тебя. Кого-то приглашают в свои объятия, чтобы отравить своей бесконечной потусторонней сутью, кого-то заманивают, чтобы убить. Поэтому люди в Харонсвилле зачастую теряются, сходят с ума, а иногда добровольно уходят с темными.
В его же случае Мертвые земли изначально были в его крови. Эта отрава, которая пропитала всю его суть, которая не давала наслаждаться жизнью, потому что с первых осознанных мгновений Валентайн буквально ходил по грани, готовый в любой момент превратиться в точную копию своего отца. Не секрет, что у темных нет браков, они не связывают себя никакими обязательствами ни с себе подобными, сколь бы именитыми наследницами рода не были драконессы, ни тем более с людьми, которых используют, как игрушки.