Драконово семя

Сразу по приезде на Кавказ Хамзат всерьез увлекся вольной борьбой. После занятий в школе бежал в сельский Дом культуры. Когда-то это была станичная церковь Казанской Иконы Божией Матери, вначале деревянная, потом – каменная, построенная еще терскими казаками. Здание сохранилось до наших дней. Здесь подросток проводил немало времени – занимался борьбой, вечерами оставался на танцы. За несколько лет он вырос, окреп. От постоянных занятий борьбой его запястья и лодыжки стали широкими и тяжелыми… Был ли он в те годы хорошим борцом, не знаю, но известно, что с Бисланом вскоре не раз посчитался за прежние поражения. А еще, говорят, Хамзат в совершенстве овладел навыками ножевого боя – хорошо использовал локти для защиты, а нож так и порхал у него из руки в руку, словно бабочка, чтобы противник не мог понять, куда будет направлен удар. Правда, тогда это были еще деревянные ножи…

Хамзат не раз навещал родственников в Шали. Оттуда хорошо видны Черные горы, вершины которых обычно затянуты облачной пеленой. Но в ясный день могло случиться чудо чудное – словно сон, словно мираж, над горизонтом всплывали синие вершины, волшебные и манящие… Подросток со сверстниками подолгу разглядывал скалы и ущелья, длинные языки ледников и вьющиеся серебристые ленточки рек.

И вот тогда он однажды услышал песню своего сердца: «Чего ты ждешь, джигит? Иди в горы. Там до сих пор стоит твоя родовая скала, на ней башня из камня, рядом склеп. Там небо становится ближе, там – тишина и музыка горных рек, в которых плавают вольные рыбы. Там ты сможешь переждать это время, страшный железный век, в котором люди словно сошли с ума»[17]. А потом долго еще звучала в нем эта незнакомая прежде музыка.

По дороге из Шали в Ведено, за Сержень-Юртом, у самого подножия Черных гор, покрытых буковым лесом, стояли пионерские лагеря. Хамзат провел там не одно лето. Утром были линейка, зарядка, завтрак. Вечером – танцы на площадке, покрытой асфальтом.

Хамзат вспоминал неизменно жестокие мальчишеские обряды: отлавливали змей, потрошили и вывешивали их на деревьях, разоряли вороньи гнезда, расстреливали крыс из рогаток и самопалов. Но при этом мечтательно вглядывались в дальние горы. Они такие, эти пылкие дети Кавказа, – беспричинная жестокость в них легко уживалась с романтической мечтательностью.

Вскоре отец Исаева скончался – сказались годы лишений в Казахстане. Мать уехала в Шали, там родственники отца дали ей жилье и нашли работу в колхозе. Парнишка остался в Тарском – закончить семилетку. Здесь все считали его своим, звали Хамзатом, несмотря на русские имя и фамилию. А в Шали каждому придется объяснять – как объяснишь-то? После десятилетки в вуз не пробиться: «нефтяной» в Грозном – только для детей партноменклатуры, а в пед – огромный конкурс. Русская фамилия ничего не решала: в пятом пункте паспорта будет записано: чеченец. Хамзат не пошел в восьмой класс, после окончания семилетки подал документы на заочный факультет в грозненский техникум геодезии и картографии. Так дядья посоветовали: «Хоть какое-то, но образование все же. И военная кафедра – в армию офицером попадешь… А на жизнь и так заработаешь – ты у нас шустрый получился». Они были правы – на жизнь он легко зарабатывал, деньги, словно завороженные, сами шли ему в руки.

Холодное оружие – ножи, кинжалы, шашки – издревле определяло характер вайнаха и становилось неотъемлемой частью его жизни. В пятнадцать лет – возраст совершеннолетия – чеченец должен владеть навыками стрельбы из пистолета и карабина, освоить искусство обращения с ножом, кинжалом и шашкой, стать умелым наездником. Сегодня это пытаются заменить умениями бороться, правильно двигаться в боксерской стойке и привычкой с поводом и без повода заносчиво палить из пистолета в воздух. В былые времена вайнахи после прохождения обязательного обряда и вручения им кинжала до смерти снимали его лишь на ночь, кладя по правую сторону, чтобы быстро схватить при неожиданном пробуждении.

Говорят, в тридцатые годы на каждый район спускался план не только по шерсти, но и по изъятию оружия. Забирали человека в НКВД, ставили перед ним таз и, наклонив, били по лицу. Кровь стекала в посудину, и пол оставался чистым. После столь убедительного предисловия предлагали сдать оружие. Чеченец отвечал, что у него нет. Тогда предлагали хоть купить, но сдать, иначе расстрел. Где купить? По секрету сообщалось, что у одного работника НКВД есть на продажу винтовка. Одна и та же винтовка сдавалась раз двадцать. А потом из Москвы приезжали комиссары и удивлялись, откуда берутся абреки-разбойники.

Из рассказа Виктора Ивановича я не понял, прошел ли он, тогда еще Хамзат, обряд посвящения в мужчины, но боевой нож и папаха в пятнадцать лет у него уже были. Папаха, неотъемлемая часть одежды, – символ чести и достоинства вайнаха. Чеченцы говорят: «Если не с кем посоветоваться, посоветуйся с папахой».